Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник) Страница 14

После окончания вуза Гульсим — или, как ее еще называли, Галя — работала в первой горбольнице в Алма-Ате. У нее была хорошая надежная семья, двое детей — дочь Шуга и сын Арман. Своего внука она назвала Беимбетом в честь отца.

К сожалению, о самом Майлине написано очень мало. Между тем, это был очень интересный человек, немного мечтательный и романтичный, требовательный к себе, к своему творчеству. В 1985 году главный редактор республиканской газеты «Казахстанская правда» Альберт Александрович Устинов подарил мне свою книгу «Точка опоры». В ней я нашел несколько эпизодов о дружбе Б. Майлина с М. Каратаевым и С. Сейфуллиным. Встретившись в Ленинграде после первого съезда советских писателей, трое друзей разговорились о судьбе казахской литературы. Майлин под впечатлением доклада Максима Горького с восторгом говорил о будущем литературы Казахстана как о продвижении вперед великого кочевья, у которого не будет жатаков (бедняков).

— Хочешь сказать, что малых литератур не будет? — спросил полушутя Сакен.

Майлин уверенно ответил:

— Малые литературы по количеству писателей и произведений, конечно, будут, но отсталых не должно быть.

Ну, как же не назвать Майлина после этого его высказывания романтиком? К счастью, он сам никогда не ходил в отстающих. И кроме сценария кинокартины «Амангельды» написал пьесы «Фронт», «Наши джигиты», повести «Памятник Шуги», «Коммунистка Раушан», роман «Азамат Азаматович», цикл стихов «Мыркымбай» и другие. Он живо откликался на злобу дня и, будучи заведующим отделом редакции республиканской газеты «Социалистик Казахстан», постоянно посещал шахты Карагандинского угольного бассейна. Его очерк «Караганда» о новом социалистическом городе, его людях был издан в сборнике «Шаги великана» (1934 год).

Майлин первым среди казахских прозаиков написал в 1929 году повесть о росте самосознания женщин-казашек после установления Советской власти в Казахстане, их раскрепощении и утверждении равноправия, равенства с мужчинами. В те годы большая часть женщин-казашек все еще была привязана к казану, никогда не переступала порог своей юрты, не участвовала в общественной жизни. Героиня повести Майлина Раушан тянется к знаниям, новому образу жизни, она решила доказать, что женщины-казашки умеют работать и думать не хуже мужчин.

В повести «Коммунистка Раушан» Беимбет Майлин показал себя не только мастером слова, но и отличным психологом.

Беречь бы и беречь такого талантливого литератора и редактора. Однако его в 1937 году арестовывают вместе с поэтом Ильясом Джансугуровым как пособника и ближайшего соратника националиста-контрреволюционера Сакена Сейфуллина, долго держат в алма-атинской тюрьме, добиваясь зверскими пытками признаний в заговоре против Советской власти, против Сталина, в антисоветской пропаганде и агитации.

Тюремный врач Русина, обслуживавшая узников НКВД С. Сейфуллина, Б. Майлина, И. Джансугурова, писала в июне 1955 года в комиссию КГБ Казахской ССР по вопросам реабилитации:

«Я неоднократно оказывала медицинскую помощь арестованным, возвращавшимся с допроса следователей. У некоторых подследственных обнаруживались явные следы побоев — синяки, ссадины, а некоторые получали медицинскую помощь в связи с резким нервным расстройством».

Майлина, как и его друзей, довольно часто избивал помощник оперуполномоченного Александр Зернов по кличке «Сашка-колун». Был он крепкого телосложения, хорошо владел приемами профессионального бокса. Одним ударом он сбивал с ног заключенного, затем поднимал его и лупил по лицу, как по боксерской груше, до тех пор, пока тот не «расколется», то есть пока не даст согласия подписать надуманные чекистами показания. Так возникло и дело Майлина о том, что он является членом так называемой «сейфуллинской» националистической группировки, ее идеологом и пропагандистом.

«Контра, враг, антисоветчик», — к этим словам Майлин привык и уже не опровергал их, как в первые дни ареста. Когда Кульжамал увидела его на свидании в тюрьме, то не смогла сдержать слез. Его бровь была рассечена, нос опух и посинел от ударов, на костюме были видны следы запекшейся крови. Его глаза были полны печали и страха, пальцы рук дрожали.

Она перестала плакать, ей захотелось крикнуть: «Будьте вы прокляты, сталинские палачи!» Но тут вошел тюремщик и сказал:

— Свидание окончено.

И включил радиоприемник, стоящий на подоконнике. И в темную комнату свиданий ворвалось танго…

«Танго смерти!» — почему-то подумалось Кульжамал, и она опять зарыдала. И тут Беимбет заговорил:

— Не плачь! Писатели никогда не умирают, слушай, это звучит танго жизни.

«Танго… Танцуем танго…» Как это было давно, как это было недавно — признание в любви Беимбета, танцплощадка в парке, слабые желтые огни вдоль деревьев. Они танцуют танго, нежно касаясь друг друга щеками. Так бы всю жизнь!

Но танго любви Беимбета неожиданно и навсегда замолчало в 1938 году. Первое после его ареста свидание с Кульжамал в алма-атинской тюрьме оказалось последним. Больше они никогда не встретятся, не увидятся, не обнимут друг друга. Только в глазах своих дочерей Кульжамал будет находить искры любви Беимбета Майлина. Искры его жизни — они не погасли и не погаснут. Пока жив род Майлиных, пока люди читают его книги.

Глава седьмая

Клён казака Веневцева

Из Оренбурга от писателя Валерия Николаевича Кузнецова мне пришло электронное письмо с просьбой разыскать хоть какие-нибудь материалы о бывшем заключенном Карлага, беглом казаке, старшем уряднике Иване Степановиче Веневцеве. Местное издательство, мол, решило выпустить его роман-хронику о Гражданской войне, трагедии тех лет, но след автора затерялся где-то в Карлаге, в Долинке, и на том точка. Правда ли, что он был арестован за антисоветскую агитацию и пропаганду, отбывал срок в далекой, неизвестной миру Долинке и там написал свой роман о Гражданской войне в России? Не смогли бы восстановить правду его тяжелой и скорбной биографии?

И вот еду из Караганды в Долинку, чтобы отыскать истину о лагерной жизни Ивана Степановича Веневцева. Директор Долинского музея памяти жертв политических репрессий Светлана Климентьевна Байнова проявила большой интерес к моему поиску и сразу вызвала старшего научного работника Марину Клышникову. Она-де в свое время заинтересовалась личностью Ивана Степановича Веневцева, провела опросы бывших жителей Долинки о его жизни в лагерном крае.

Вскоре Марина принесла мне свои записи, из коих следовало, что оренбургский казак И.С. Веневцев был осужден выездной сессией Акмолинского областного суда по статьям 58–14, 58–10 сроком на десять лет и меру наказания отбывал в местах лишения свободы с 5 октября 1941 года по 25 октября 1951 года. Таким местом лишения свободы для него стала Долинка. Казалось бы, в 1951 году он стал свободен, можно вернуться на волю в родной оренбургский край! Но такого решения не последовало со стороны «власть предержащих». Так и остался Веневцев жить в Долинке, но теперь — на правах вольнонаемного, работал то старшим бухгалтером, то счетоводом-ревизором в Карлаге. А ликвидировали лагерь — с 1965 года его определили старшим рабочим склада совхоза «Карагандинский», затем — рабочим, сторожем стройуправления № 3 треста «Карагандажилстрой», наконец, гардеробщиком комендантского отделения Карагандинской высшей школы МВД СССР.