Андре Кастело - Королева Марго Страница 14

Спустя несколько дней после этих взаимных признаний королева мать позвала Маргариту в свои покои и объявила ей:

— Ваш брат передал мне состоявшийся у вас разговор, он больше не считает вас ребенком, знайте же, что и для меня станет большой радостью говорить с вами, как с вашим братом. Устраивайтесь около меня и не бойтесь обращаться ко мне совершенно свободно, ибо я так хочу.

«От этих слов, — пишет Маргарита, — всю мою душу затопила такая благодарность, какой она еще не ведала: столь безграничная благодарность, что если и приходилось когда-либо испытывать нечто подобное, то, конечно, это была лишь тень чувства, охватившего меня сейчас. Вдруг мне показались наивными все занятия моего детства: танцы, охота, компании сверстников. Я их презрела как нечто совершенно недостойное и лишенное всякого смысла. Я послушно исполняла данное мне поручение, каждое утро одной из первых оказываясь у моей матери и одной из последних покидая ее вечером. Несколько раз она удостаивала меня бесед, длившихся по два-три часа. Бог оказался милостив ко мне: она была настолько довольна, что не могла нахвалиться мною перед своими фрейлинами. Я постоянно говорила с матушкой о моем брате и с такой точностью передавала ему смысл этих бесед, что без этого, кажется, уже не смогла бы дышать».

Генрих мог уезжать спокойно. Маргарита будет поддерживать его с тем большим пылом, что — в этом почти нет сомнений — брат и сестра, помимо радостей политики, предавались и кое-каким другим радостям… Сама Маргарита однажды призналась, что герцог Анжуйский был ее первым любовником:

— Он был первый, кто задрал мне юбку.

Похоже, грешница не скрыла этого и от своего исповедника Бусико, епископа Грасса… который поспешил разгласить ее тайну. Хотя, дабы сохранить его честь, рискнем предположить, что тайна эта была доверена ему вне исповеди.

Ронсар, который хорошо знал и Генриха, и Маргариту, вложил в их уста такой диалог:

ПАСИФЕЯ (Маргарита)

Ксандрен, голубочек, гвоздика и роза моя,Принадлежат лишь тебе стада мои и я!

КСАНДРЕН (Генрих)

Я недавно поймал на смолу коноплянкуИ держу ее в клетке для тебя, Пасифея.Забыв птичий щебет, она спозаранкуПоет одну песнь — о любви к моей фее.

После разговора с сестрой Генрих со спокойной душой уехал в Шательро, встав во главе войск, насчитывавших восемь тысяч французов, шесть тысяч швейцарцев, три тысячи итальянцев и две тысячи валлонцев. 7 сентября 1568 года адмирал Колиньи снял осаду Пуатье и выступил навстречу герцогу Анжуйскому. Две армии, обе состоящие отнюдь не только из французов, оказались в Порт-де-Пиле лицом к лицу. Однако было похоже, что Гаспар де Колиньи вознамерился пересечь Вьенну и, избегая сражения, двинуться к городу Тур. Будущий Генрих III немедленно снарядил к королю гонца.

В лагере Плесси воцарилась суматоха. Король решил сам стрелять по наступающим из пушки. Между тем всякий раз, когда Карл IX предпринимал то, что в его разумении было подвигом, он превращался в источник общественной опасности. В Сен-Жан-д'Анжели он поставил личный рекорд, убив восемь комиссаров[12] и двенадцать канониров… правда, не в неприятельских рядах, а в собственной армии. Тем не менее советники короля пришли в восторг от его воинственных намерений. К счастью, на рассвете выяснилось, что дальше Шательро гугеноты не двинулись, — угроза артиллерийской перестрелки между станом короля и ландскнехтами адмирала миновала.

Спустя несколько дней до Плесси дошла весть о победе герцога Анжуйского в Монконтуре, близ Ниора. Во всех церквах Тура хоры исполняли Te Deum.

А война все тянулась. Королевские войска осадили Сен-Жан-д'Анжели, но сломить сопротивление здешних гугенотов им удалось лишь к концу 1569 года. Все это время, находясь в Плесси, Маргарита не сводила глаз с Генриха де Гиза. Этот широкоплечий двадцатилетний князь, потомок Борджиа по материнской линии, будоражил се воображение. Она вполне разделяла мнение, однажды высказанное женой маршала Реца:

— У этих молодых лотарингских князей такие прекрасные лица, что после них все остальные кажутся мужланами.

Поймав на себе искрометные взгляды красивой девы, Генрих был польщен… а увидев, как она танцует со своим братом, королем Карлом, влюбился в нее:

Держа ее за руку, он делает па-де-па.Но эта женщина не шагает, не ходит,Она скользит, улетает, уводитВ возвышенный ритм своего божества.

Почему бы ему не жениться на ней? Дочь и внучка короля, сестра короля — прекрасная партия для лотарингского князя! Но плану этому еще надо было созреть. А пока герцог де Гиз стал любовником Маргариты, которая была от него без ума. Так открылась ей любовная страсть, которая отныне будет сжигать ее сердце. И с этой минуты она совершенно забыла о кровосмесительной связи с герцогом Анжуйским…

Пока голубки ворковали, на сцену выступила ревность в лице Луи де Беранже, фаворита герцога Анжуйского, сеньора дю Гаста. Марго в «Мемуарах» отзывается о нем так: это был «дурной человек, родившийся, чтобы причинять зло». И она права. Ее брат Генрих, по свидетельству Маргариты, все видел глазами только этого человека, обо всем судил только с его слов. Дю Гасту не стоило большого труда убедить герцога Анжуйского, что брачный союз его ветреной сестры с герцогом де Гизом чересчур возвысил бы амбициозный Лотарингский дом. Раньше он столь же строго осудил чувства, которые его господин питал к своей сестре. Но все это было уже в прошлом… Теперь Маргарита была политическим союзником брата короля. Значит, нужно пустить в ход все средства, лишь бы помешать герцогу де Гизу войти в королевскую семью.

И дю Гаст открыл глаза своему господину на любовь его сестры к де Гизу, пробудив в нем ревность: неужели сестра предпочла этого тщеславного лотарингца? Да еще наверняка в постели посвятила его в интриги королевы Екатерины и ее сына Анжу. Брат Марго встревожился. Не откладывая, он предупредил свою мать:

— Маргарита стала красавицей, и де Гиз ищет ее руки. Вам известны притязания этого дома! Не откровенничайте больше с вашей дочерью. И вообще нужно сделать все, чтобы их разъединить.

Екатерина согласилась с Анжу и зареклась впредь доверительно беседовать с дочерью. С этого момента она прекратила обсуждать с ней какие бы то ни было политические дела. Довольно тайн и пересудов. Пораженная столь внезапной переменой в поведении матери, Маргарита попросила объяснить, что произошло. Откуда вдруг такая скрытность и холодность, разве она дала для этого какой-нибудь повод? После долгих уговоров Екатерина наконец призналась, что роман дочери с герцогом де Гизом заставил ее быть с ней настороже.