Тур Буманн-Ларсен - Амундсен Страница 14

Руал Амундсен трудится. Не как помощник капитана или штурман (ведь судно вмерзло в лед, и им распоряжается судьба), а как начинающий исследователь. Прежде всего он изучает лед. Иногда старпом буквально кружится среди торосов, как малое дитя на карусели. Затем он приступает к изучению питания, с жадностью набрасываясь на все предлагаемые Антарктикой неиспробованные блюда. На корабле свирепствует цинга, а старший помощник набирает вес: его 87,5 килограмма — рекорд «Бельгики». Чтобы сохранить здоровье, нужно есть свежатину, в особенности пингвинов. «У них отличное мясо, в виде бифштексов похожее на говядину»[16].

Еще один изучаемый предмет — одежда. Опять-таки сырье для нее поставляет царство животных, в частности тюлень. Отдельная экипировка нужна для ночи. Старпом чертит конструкции самых разных спальных мешков — изобретений д-ра Кука, Аструпа, Пири (у мешка Пири есть рукава, придуманные им во сне[17], когда участники экспедиции ходили охотиться на белых медведей). Сам Амундсен делает вывод (правда, лишь временный), что по соотношению веса и даваемого тепла следует предпочесть рассчитанный на троих гренландский мешок Нансена.

Д-р Кук по всем предметам одновременно наставник и соученик. «Я абсолютно полагаюсь на него как на человека с большим опытом арктических путешествий». Руководитель экспедиции все больше роняет себя, отчего доверие к спокойному, практичному и неизменно полному надежд судовому врачу крепнет.

Руал крайне редко уносится мечтами на родину, однако не забывает ни одной памятной даты вроде годовщины смерти матери или дня рождения Бетти. Он представляет себе, как эта «пышная толстушка» на одном из островов Эстфоллского архипелага «разливает кофе гостям».

На борту «Бельгики» все национальные праздники отмечают с шампанским и тостами. Однако Первое мая игнорируется, по крайней мере «на юте». Помощник капитана не удерживается от нескольких ироничных фраз по поводу «дня социалистов». Очевидно, что Амундсен не считает его своим праздником. «Мы уж лучше посидим у себя, побережем силы для 17-го[19]. Это будет совсем другой день, куда более подходящий для торжеств».

Старпом гордится своей страной, чувствует себя представителем Норвегии на юте, среди офицеров застрявшего во льдах промыслового судна. В праздник настроение меняется к лучшему: «Дома сейчас ясное, светлое весеннее утро. По улицам шагают толпы ликующей детворы. Сегодня 17 мая. День нашей свободы».

Через полгода после того, как в голове у Руала Амундсена шествовала детвора, между норвежцем и бельгийским руководством вспыхивает конфликт. Выясняется, что перед отъездом Жерлаш заключил с Географическим обществом тайное соглашение, по которому экспедиция, независимо от развития событий, должна оставаться под началом кого-нибудь из бельгийских офицеров. Старпом воспринимает такую договоренность как «намеренное оскорбление». Он тут же требует «аудиенции у командира» и заявляет ему: «С этой минуты никакой бельгийской антарктической экспедиции для меня не существует». Заявление можно назвать тем более фантастическим, что оно было сделано в каюте руководителя на борту бельгийского корабля, дрейфующего во льдах Антарктики.

Подчиненный разъясняет старшему по званию новый статус похода: «Теперь "Бельгика" не экспедиционное, а самое обыкновенное судно, попавшее в ледовый плен. Долг обязывает меня помогать горстке людей, которые оказались на его борту. По этой причине, господин начальник, я буду по-прежнему как ни в чем не бывало выполнять свои обязанности. Так диктует мне мой долг человека»[20].

Вот почему в написанной тридцать лет спустя автобиографии начальник присутствует анонимно. 15 ноября 1898 года Жерлаш и его экспедиция просто-напросто прекратили свое существование. Разрыв Амундсена с руководством «Бельгики» предвосхищает череду сходных конфликтов, которые станут характерны для полярного исследователя к концу его карьеры.

Надо сказать, что принципиальное отмежевание старпома от позиции, занятой начальниками-бельгийцами, было не импульсивным поступком оскорбленного человека, а точным расчетом. Амундсен, «по совету доктора Кука», составляет бумагу с описанием происшедшего. Она призвана служить «наилучшим подтверждением моих действий».

Единоличный мятеж, поднятый Руалом Амундсеном на «Бельгике», по сути дела не был борьбой за справедливость и истину. Помощник капитана не возражал, когда руководитель экспедиции вводил в заблуждение экипаж неверными координатами судна. Столь бескомпромиссная реакция на чисто гипотетическое постановление была вызвана исключительно тем, что он воспринял его как нарушение собственных прав, как выпад и лично против него, и против страны, которую он представляет.

Выговорив себе независимое положение, старпом может позволить развернуться своим национальным пристрастиям. Он более не сомневается, что без участия норвежцев экспедиция «не добилась бы ни малейших успехов». Причем его не упрекнешь в нескромности: «Самому мне похвастать особенно нечем, но так как работой на борту по большей части руководил я, то могу ручаться за надежность четырех славных норвежских ребят. Жаль только, что ее мало ценят. Между нами и бельгийцами лежит такая пропасть в отношении мыслей и чувств, что мы никогда бы не сумели достичь взаимопонимания и продуктивно сотрудничать».

Первая зимовка в антарктических водах едва не закончилась трагически — провалом экспедиции и всеобщей гибелью. Оказалось, что «Бельгика» даже с наступлением весны вовсе не обязательно освободится из ледового плена. В своих воспоминаниях Амундсен приписывает всю честь спасения д-ру Куку[21]. По его указаниям истощенная команда с желто-зелеными лицами (к тому же закутанная в балахоны, сшитые из ярко-розовых шерстяных одеял) принялась прорубать во льду канал. Благодаря изобретательности д-ра Кука, его опыту и неизбывной воле к победе (а также некоторому количеству взрывчатых веществ) экипажу в конце концов удалось вырваться к открытому морю, и в марте 1899 года «Бельгика» достигла южной оконечности Америки.

Но еще в полярных широтах начальство собрало офицерский состав («ют»), чтобы присвоить имена тем частям антарктического архипелага у Земли Грейама, которые были открыты экспедицией и которые она заслужила честь окрестить. Разумеется, первую речь у купели держал командир. Помимо всего прочего, он предложил увековечить на карте память двух жертв, норвежца Винче и бельгийца Данко. Впрочем, под конец очередь «дать одно наименование» дошла до каждого из присутствующих. Впервые в жизни Амундсен пускает в обиход имя, называет точку на поверхности земли: «С огромной радостью я назвал красивую, выдающуюся в море косу на острове Винче… мысом Эйвинна Аструпа».