Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера Страница 14

Еще до захода солнца эта история стала известна всему Портсмуту, а корабельный колокол уже без дальнейших пояснений вернулся на свое штатное место.»

Наверняка все это так и было, но Хоутон не рассказал всей истории до конца, возможно потому, что просто не знал, чем она закончилась. Несколькими днями позже в Портсмут прибыла «Аретьюза» (38 пушек), известный фрегат, под командой уже известного моряка, сэра Эдварда Пеллью. Вообще-то, «Аретьюза» базировалась на Фальмут, но Пеллью хотел осмотреть «Неустанный», поскольку намеревался просить о назначении на этот корабль, как только он будет готов к выходу в море. Мак Таггард, с которым Пеллью некогда вместе служил во время последней войны, пригласил капитана на обед и за вином рассказал ему историю о колоколе и о вымпеле, историю, которая некоторым образом компрометировала и его самого. Пеллью заинтересовался ею и спросил, кто такой этот мичман. Имя Хорнблауэр ничего ему не говорило, зато многое сказало название «Модест». Что же делал этот энергичный молодой человек на старой плавбазе, замершей на вечном якоре? Мак Таггард, вспомнил, возможно, с некоторым усилием, что Хорнблауэр дрался на дуэли с другим мичманом, в результате чего их пришлось разделить. Еще более заинтригованный, сэр Эдвард попросил капитана Финча прислать Хорнблауэра к нему на «Аретьюзу». Разговор, который произошел между ними, стал поворотным пунктом в карьере Хорнблауэра и спустя много лет, он так описывал его своему другу:

Пеллью:

— Мне рассказывал о вас коммодор из Портсмута. Меня интересует, что вы делаете на «Модесте». Это же строевая служба, на которой молодой человек не может познать морскую практику. Вы теряете время!

Хорнблауэр:

— Да, сэр. Но мне удалось использовать это время для того, чтобы изучить кораблестроительное дело, большей частью, на палубе «Неустанного».

Пеллью:

— На самом деле? И что вы думаете об этом корабле?

Хорнблауэр:

— Существует опасность, что при предусматриваемых мачтах и реях, центр тяжести будет находиться слишком низко.

Пеллью:

— Вы едва успели поступить на службу и уже полагаете, что знаете больше, чем Адмиралтейский Совет!

Хорнблауэр:

— Полагаю, сэр, что если бы здесь был капитан Шенк, то он приказал бы уменьшить количество балласта.

Пеллью:

— Так вы знаете Шенка, моего старого корабельного друга? Великий Боже! А может, вы еще и в бридж играете?

Хорнблауэр:

— Да, сэр!

Пеллью:

— Ну, тогда решено. Нам как раз нужен на корабле четвертый игрок. Так что я имею удовольствие предложить вам место мичмана на «Аретьюзе». Полагаю, что капитан Финч согласится на ваш перевод. В любом случае, прошу передать ему, что мы отплываем сегодня в полдень и что в девять утра вы должны быть на пирсе в Салли-порт.

Хорнблауэр:

— Так точно, сэр и благодарю вас, сэр!

Это один из тех редких случаев, когда нам известно, какие (более или менее) слова действительно были произнесены. События, которые имели место после них, вымышлены, однако мы имеем все моральные основания допускать, что они все-таки произошли. Можно со всем вероятием полагать, что за все время пребывания на плавказарме, Хорнблауэр держался подальше от «Голубых Столбов». Он был слишком горд, чтобы рискнуть на встречу с другими молодыми людьми, которые неминуемо бы спросили его: «С какого ты корабля», и улыбнулись снисходительно в ответ на неизбежное: «С «Модеста». Но в то прекрасное утро в апреле 1794 года, он наверняка хоть ненадолго, но навестил это кафе. Кто-то мог спросить его «С какого корабля?» — и ничто не могло бы прозвучать более емко, нежели лаконичное: «С «Аретьюзы». И в этот момент весь переполненный зал должен был взглянуть на него с почтением. Конечно, нельзя быть уверенными в том, что так в действительности произошло. Возможно, молодые мичмана интересовались только друг другом. Хуже того, возможно, что вообще никого не было в тот момент в «Голубых Столбах». Знаем только, что Хорнблауэр был в восхищении от того, что попал на фрегат, и к тому же еще на такой знаменитый фрегат, которым командовал сам сэр Эдвард Пеллью. Это, должно быть, было великое мгновение, когда он докладывал о прибытии для дальнейшего прохождения службы и впервые почувствовал, что стал (или скоро станет) членом сплоченной команды.

Иллюстрация из книги «Театр современной войны в Нидерландах», принадлежавшей Хорнблауэру.

В те времена имя Пеллью творило чудеса. Он был идеальным командиром фрегата, прирожденным предводителем, активным, умным и дельным. На корабле не было ни одного человека, чьей работы Пеллью не мог бы выполнить также хорошо, а может и лучше — он мог даже обогнать любого мичмана, взбираясь по вантам на топ мачты. Ему еще не исполнилось сорока, а он уже стал героем баллад и портретов на гравюрах; его узнавали на улицах. Получить место в мичманской каюте «Аретьюзы» должно было быть мечтой сотен молодых людей, в том числе и тех, кто имел во флоте хорошие связи или влиятельные семьи на берегу, а то и знания с опытом, почерпнутые непосредственно в море и в битве. Однако все то, о чем мечтали многие, было импульсивно предложено Хорнблауэру, может из-за того, что проявил инициативу, а может потому, что умел играть в вист. Доказательством того, что ему повезло, было упоминание им капитана Шенка, хотя он не знал, что Пеллью и Шенк были старыми друзьями, служившими вместе на Великих американских озерах. Если бы Горацио расспросили, он вынужден был бы признать, что знает Шенка только по рассказам плотника с «Модеста», но Пеллью не дал ему времени, чтобы рассказать это. Теперь ему предстояло доказать, что выбор Пеллью был удачен. Очутившись среди новых товарищей, людей самых лучших, полных огня, бесстрашных и смелых, Горацио быстро превратился в отличного моряка. Сразу же подняв паруса, «Аретьюза» присоединилась к своей эскадре фрегатов в Фальмуте. В состав эскадры входили: «Флора» (36 пушек), несущая вымпел коммодора сэра Джона Борласа Уоррена, сама «Аретьюза» (38 пушек), «Мелампус» (36 пушек), под началом капитана Уэллса, «Конкорд» (32 пушки) под командой сэра Ричарда Стречена и «Нимфа» (36 пушек), прежний корабль Пеллью, которым теперь командовал капитан Мюррей. Сэр Джон вышел в море 15 апреля 1794 года и двадцать второго встретил фрегат «Минерву». «Минерва» несла флаг контр-адмирала, достопочтенного Уильяма Корнуоллиса и возвращалась из Вест-Индии. Днем ранее с «Минервы» заметили четыре фрегата — это могли быть только французские корабли — и эта информация позволила сэру Джону перехватить французскую эскадру у острова Гернси двадцать третьего апреля (в день Св. Георгия). Соединение французского коммодора Дегаре состоял из «Энгажене» (36 пушек), «Помоны» (44 пушки), «Резолю» (36 пушек) и корвета «Бабетта» (20 пушек). Его британские соперники располагали большим количеством орудий, но француз не знал об этом, пока битва не началась. Это было сражение в погоне, так как французы попробовали удрать. В перестрелке с «Помоной» «Флора» утратила свою грот-стеньгу и «Аретьюза» заняла ее место в боевом строю. Пеллью вывел из строя «Бабетту» и сблизился с «Помоной» на дистанцию пистолетного выстрела. Это было в 8.30, а уже в 8.55 грот- и бизань-мачты «Помоны» свалились за борт, а корма корабля пылала. В 9.05 фрегат спустил флаг, а «Конкорд» захватил «Энгажене». «Резолю» удалось сбежать, главным образом из-за того, что «Мелампусу» не удалось с ним сблизиться, а «Нимфе», которая была тихоходным кораблем, вообще не удалось принять участия в сражении.