Ирина Гуро - "Всем сердцем с вами". Клара Цеткин Страница 14

— Вы всегда были слабы в географии.

— А что вам дает ваша общественная деятельность, фрау Цеткин?

— Удовлетворение.

— Я имею в виду — экономически…

— Экономически? Нет, Уве, партийная работа социал-демократов не оплачивается. Если, конечно, они не занимают каких-либо должностей. А работа редактора оплачивается.

— И этого хватает? Вам и вашим сыновьям?

— Да.

— Это меня радует. Было бы несправедливо, если бы такая женщина, как вы, жила в нужде.

— Я долго жила в самой горькой нужде. И скажу тебе, Уве, была очень счастлива!

На следующий день Клара выступала на большом собрании работниц-текстильщиц. Она всегда перед выступлением знакомилась с положением на фабрике.

И сейчас начала с того, что произошло здесь совсем недавно: стачка захлебнулась, потому что ткачихи не поддержали ее.

Веками немецкая женщина воспитывалась рабой трех «К» — «Kuche, Kirche, Kinder…»[8] Времена изменились. Уже не три «к», а фабричный цех и ферма деревенского богатея становятся рабочим местом женщины.

Но прошлое дает себя знать. Почему сдали позиции бастующие? Только из-за пассивности, нерешительности…

Хозяин фабрики вынужден был бы пойти на уступки: простои на фабрике означают, что фабриканта опередят на рынке сбыта!

Женщины должны понять, что они огромная сила, когда они вместе и борются рядом с мужчинами.

Буржуазные дамы лепечут о женском равноправии. Послушать их, так все женщины — сестры, а единственный их враг — мужчина!

Но какое отношение все это имеет к пролетаркам? Рабочие и работницы равно страдают от бесчеловечной эксплуатации.

Что может разделять мужчин и женщин в борьбе за лучшее будущее, за социализм?

Решительной борьбой за полное уничтожение несправедливого социального строя, за то, чтобы смести с лица земли всех монархов, завоюем мы подлинную, а не бумажную свободу!

На обратном пути Клара проезжает мимо «Павлина», старого «Павлина»! «Тут теперь модное кафе и танцплощадка», — объясняет ей извозчик.

— Остановитесь, пожалуйста! Она входит в зал. Одинокая дама здесь, конечно, не в почете: к ней долго не подходят.

— Герр обер! — зовет она. — Бокал мозеля, пожалуйста. И попросите сюда хозяина!

— Господина Кляйнфета? — изумляется обер.

— Разве у вас есть другой хозяин?

— Сию минуту… А как сказать?..

— Скажите, что его хочет видеть Карл из харчевни «На развилке».

Пятясь, кельнер исчезает, Клара посмеивается, представляя себе лицо Гейнца в эту минуту.

Смотрите, как проворно пробирается он между столиками, несмотря на свое пузо!

— О, Клара, какой сюрприз ты мне сделала! Я знал, что ты в городе. Но, признаться, не думал, что ты захочешь меня видеть.

— А ты-то сам? Ты хотел меня видеть?

— Еще бы, Клара. Ты для меня всегда останешься лучшим, что было в моей жизни. — Глаза его увлажняются: он по-прежнему сентиментален. — Я так рад, Клара, я не нахожу слов. Фриц, принеси шампанского! Французского.

— Ты полагаешь, что французское шампанское поможет найти эти слова? Однако ты расширяешься не только сам: твой «Павлин»…

— Да, я расширил свое дело, — бормочет Гейнц, — знаешь, собственность, она диктует… Каждому свое.

— Вот именно. Ты расширяешь свою собственность, я поднимаю людей на ее уничтожение.

— Ах, Клара, я понимаю: борьба в рейхстаге, реформы… Дух времени… А ты мало изменилась, Клара!

— Вот твое знаменитое шампанское! О, запотевшая бутылка в серебряном ведерке со льдом! Все правильно. Только сними плюшевые портьеры: теперь в моде простота…

— Да? Расскажи о себе, Клара. Я слышал, что ты теперь одна.

— У меня сыновья. И друзья. И работа. Этим я и богата. А ты счастлив, Гейнц?

— Как тебе сказать? Если у человека есть деньги, жена — хорошая хозяйка и трое детей, так, наверное, это и есть счастье… — Он продолжает: — Правда, иногда мне становится так тоскливо, словно я обделен чем-то. Но это, видно, уже возраст.

— И толщина, Гейнц, — отвечает она. — Ты стал просто Гаргантюа.

— Ты все такая же насмешница? — говорит он точно так же, как когда-то…

— Надо гулять перед сном! — отрезает Клара, — И еще, Гейнц, я хотела тебе сказать: не будь скрягой! Я слышала: ты зажилил сверхурочные персоналу…

Друзья и враги

В 1893 году Клара снова в Швейцарии.

Здесь, в Цюрихе, открывается Международный социалистический конгресс. У Клары в кармане делегатский мандат.

Как всегда накануне важных событий, Клара перебирает в мыслях сделанное ею за последние годы.

Ее газета, можно сказать, вошла в каждый рабочий дом, в каждую рабочую семью. Газета не только рассказывала работницам о происходящем в мире, она сплачивала женщин. Газета помогла прачкам выдержать длительную и тяжелую забастовку, организовала сбор средств в пользу стачечниц. Это был подлинный акт пролетарской солидарности. И было это сделано быстро, оперативно.

«Равенство» поддерживало словом и делом каждое выступление работниц за свои права.

«Равенство» добиралось и до крупных промышленников, близких к трону, показывало их черные дела, разоблачало, требовало…

Но главное: газета звала женщин на борьбу с существующим строем. Она приближала то время, когда встанет весь доблестный немецкий пролетариат под знамени с четырьмя словами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Клара видела с радостью, как ценят ее совет в рабочих семьях. Клара горячо выступала на массовых женских собраниях, но она чувствовала потребность и в другого рода связях: более глубоких, более располагающих к откровенности. И такие беседы были очень часты. В рабочей семье за чашечкой кофе Клара могла услышать многое, о чем не говорили на больших собраниях.

Здесь сидели пять-шесть работниц, они делились с Кларой своими бедами и заботами. Конечно, в первую очередь мысли их были обращены к детям. Клару сближали с ее слушательницами рассказы о сыновьях. Как удается ей воспитывать мальчиков, интересовались женщины, ведь Клара отдает свое время газете и партийной работе? Клара охотно делилась опытом.

Да, ее усилия не пропадали даром: мальчики росли самостоятельными и трудолюбивыми. Клара приучила их соблюдать установленный порядок дня, приучила все дела доводить до конца, приучила не хныкать, когда что-то не удается.

Собеседницам Клары было близко и понятно то, что Клара, где бы она ни находилась, в редакции или на собрании, всегда была полна мыслями о детях. Как же иначе?.. То пошел дождь — догадаются ли ее ребята надеть калоши? То задержит Клару что-либо на работе — сообразят ли мальчишки пообедать, не дожидаясь матери?