Наталья Пронина - Великий Александр Невский. «Стоять будет Русская Земля!» Страница 14

А потому и эта крестоносная «рать наместника святого Петра», еще не дойдя до Константинополя, тоже «прославилась» неслыханной разнузданностью, грабежами, разбоями и убийствами. Например, лотарингские рыцари разграбили всю Нижнюю Фракию. Жестокие насилия над местным населением Эпира, Македонии и Фракии чинили нормандские рыцари Боэмунда Тарентского. Поистине дикими разбоями ознаменовали свой переход через Далмацию (Словению) «защитники христианской веры» из войска графа Тулузского. Крестьяне там отказывались продавать что-либо рыцарям, предоставлять им проводников, а порой вовсе при приближении крестоносного рыцарского воинства бежали из своих сел в леса, убивали скот, лишь бы он не достался воинам с крестами на знаменах, шедшим с Запада. И все это было отчего. Как не без гордости рассказывает хронист Раймунд Ажильский, который служил капелланом в отряде графа Тулузского и позднее написал «Историю франков, взявших Иерусалим», граф лично приказал своим оруженосцам выколоть глаза и отрубить руки и ноги захваченным в плен далматинцам. А во фракийских городах Рузе и Родосто, по словам того же хрониста, рыцари графа Сен-Жилля взяли огромную добычу, напав на эти города и предав их полному опустошению. Словом, справедливо заключает историк, «весь путь западных крестоносцев по Балканскому полуострову сопровождался насилиями. Но это было лишь начало. Во всей своей неприглядности поведение «Христовых воинов» выявилось позднее…»[80]

Когда полубанды-полуотряды рыцарей-крестоносцев вступили на территорию Византии, император Алексей Комнин попытался по возможности защитить своих подданных от их бесчинств[81]. Орды печенегов, находившиеся тогда на службе у империи, получили приказ совершать время от времени налеты на рыцарей, шедших в столицу Византии, и тем самым держать их в страхе. Кроме того, он попытался использовать непрошеных гостей с выгодой для государства: попытался склонить предводителей крестоносного воинства дать ему ленную присягу на все те земли, которые будут ими завоеваны в продолжение похода. Расчет был прост: силами крестоносцев император попробовал осуществить то, что собственными силами сделать не мог, — вернуть Византии ранее утраченные владения в Малой Азии, Сирии. Но убедить крестоносцев, которые сами жаждали завоеваний только для себя, оказалось нелегко. Например, Готфрид Бульонский прямо отказался от ленной присяги императору. И тогда Алексей, отбросив на время дипломатию, приказал печенежской коннице оцепить лагерь герцога. Произошла открытая стычка императорских отрядов с лотарингцами. Последние были разбиты. Готфрид Бульонский был вынужден уступить и стать ленником императора. После этого Алексей поспешил переправить лотарингское воинство через Босфор. Он стремился не допускать того, чтобы все крестоносное ополчение европейцев одновременно скапливалось в Константинополе, ибо понимал, что это может иметь для города самые разрушительные последствия.

Историк отмечает: греческий император особенно опасался приближения к столице войска исконного врага Византии — предводителя итало-сицилийских нормандцев Боэмунда Тарентского. Однако именно Боэмунд на первых порах доставил императору меньше всего хлопот. Прибыв в Константинополь в начале апреля, он, недолго думая, согласился на присягу Алексею. Но, «разумеется, никакого значения этой присяге этот искатель добычи не придавал — она была для Боэмунда чистой формальностью». Да и сам император не слишком доверял такой поспешности. В конце апреля войско князя Тарентского тоже переправилось через Босфор в Малую Азию. Так или иначе, но с течением времени дипломатическое искусство византийцев все же взяло верх. Один за другим почти все предводители крестоносцев стали вассалами императора Алексея по тем владениям, которые им должны были достаться в результате победы над «неверными»; и почти все они принесли по западно-феодальному обычаю соответствующую присягу[82].

Первая крупная битва крестоносцев с сельджуками произошла за Никею. Соединенные силы отрядов европейского рыцарства, один за другим подошедшие к городу и приступившие уже в мае 1097 года к его планомерной осаде, 19 июня предприняли общий штурм, которым руководили Боэмунд Тарентский и Раймунд Тулузский. В этом штурме участвовал также византийский флот (византийские суда были волоком перетянуты из Никомидии в Асканское озеро, примыкавшее к Никее с юго-западной стороны) и греческие сухопутные силы, присланные Алексеем якобы в помощь крестоносцам, а на самом деле — для защиты византийских интересов.

Осада шла успешно, но завершилась эта битва довольно неожиданно. В момент, когда рыцари уже собирались вскарабкиваться на стены крепости, греческие части, к удивлению осаждавших, были кем-то впущены в город, и тотчас после этого ворота оказались вновь закрытыми перед крестоносцами. А на башнях Никеи сразу же взвился византийский флаг. Дело же было в том, что Алексей Комнин слишком хорошо понимал цену «вассальной преданности» вождей крестоносцев Он знал, что, ворвавшись в Никею, «воины Христовы» не выполнят условий договора с Византией и подвергнут ее самому беспощадному опустошению. И потому приложил все возможные усилия, чтобы суметь за спиной у крестоносцев договориться с командованием никейского гарнизона о сдаче города в руки греков.

Разумеется, пишет историк, «крестоносцы были возмущены таким ходом дела. Они рассчитывали на богатую добычу, между тем представитель греческого правительства отнял у них возможность грабежа. На их заявления он напомнил о ленной присяге и объяснил, что крестоносцы могут требовать удовлетворения от императора, и он не откажет им, но что они обязаны исполнять обещание, скрепленное присягой, согласно которой все отвоеванные у мусульман города переходят под власть греческого императора и, следовательно, не должны подвергаться разграблению. Князья должны были уступить и еще раз повторить ленную присягу…»[83]К тому же несколько успокоила крестоносцев немалая толика золота и серебра, переданная им из захваченной греками султанской казны. «Обладание Никеей стоило того, чтобы поделиться кое-чем с латинскими варварами. «Все драгоценности, — сообщал граф Блуаский своей жене, — как-то: золото, камни, серебро, одежды, кони и тому подобное — достались рыцарям, пропитание же — пешим. Помимо того он (Алексей) обещал выдать князьям из сокровищницы»[84].

От Никеи ополчение рыцарей-крестоносцев двинулось на юго-восток Малой Азии. Уже 1 июля 1097 года в большом сражении при Дорилее они нанесли войскам султана Килидж-Арслана серьезное поражение. И хотя, отмечает историк, это сражение предрешило исход всей войны[85], дальнейшее движение через горные, подчас безлюдные, пустынные местности, при палящей июльской жаре оказалось для крестоносцев крайне тяжелым. Кроме того, и сельджуки, постоянно устраивая засады и нападения, очень затрудняли своими действиями движения неприятеля.