Анатолий Черняев - Совместный исход. 1978 Страница 14

3 сентября 78 г.

Кто мы при Брежневе? Об этом долго думал в Юрмале. Попробую сформулировать.

Так вот: я, Загладин и Ко - аппаратчики эпохи Хрущева-Брежнева, т.е. люди, которые не в состоянии придумать никаких новых идей. Идеи Хрущева оказались иллюзиями или прожектами. А при Брежневе вообще никаких идей: всего лишь приспособление, медленное и с натугой к меняющейся действительности, внутренней и внешней. Впрочем, в этом, может быть, высшая мудрость для столь неопределенного периода, который даже не назовешь переходным. Наше общество не беременно чем-то новым, даже и зачатия не произошло. Мы едва-едва решаем текущие проблемы. А жизнь развивается в глубину, а не вдаль. Перспективы представляются чисто количественными: больше и лучше качеством. Что за этим - никто теперь уже и не пытается вообразить.

«Вглубь» - это значит усложнение и вместе с тем высвобождение от уз и норм прошлого в межчеловеческих отношениях, бурный духовный рост - при одновременном нравственном и культурном обнищании значительной массы: крайним выражением этого процесса являются пьянство (невиданных еще на Руси масштабов) и хулиганство. А более незаметным, но еще более массовым - социально-политическое безразличие и у молодежи - общественный цинизм.

«Вглубь» можно наблюдать по настоящему расцвету нашей литературы, прозы особенно. По некоторым, действительно, выдающимся фильмам. По неудержимому, продолжающемуся уже ряд лет интересу к чтению, - временами это похоже на какую-то общественную истерию. Причем, это касается отнюдь не только профессионально интеллигентских слоев населения.

Но я отвлекся. Да, мы не носители (и не генераторы) новых идей. По двум причинам: общество не нуждается в таких идеях; нас слишком хорошо учили и мы знаем, что новые идеи это всего лишь перелицованные или вынутые из забвенья старые. В отличие, например, от еврокоммунистов, которые слабо образованы и очень поверхностно знают и историю, и Маркса с Лениным, мы это все знаем на зубок. И когда они сейчас увлеченно строят всякие «новые» теории, нам смешно. Мы все это изучали еще в университете. И убеждены, что эти «новые» теории (если говорить об МКД, к примеру) всего лишь повторение (иногда словесно совпадающее) берштейниад, каутскианства и проч. разных подобных, которые ничего не дали по существу и послужили лишь выживанию оппортунистического прагматизма.

Мы, однако, видим и другое. За этими теориями стоит политика отталкивания от нас, от КПСС, от Советского Союза. Помимо изначальной глупости, присутствующей в этом их стремлении, очевидно и желание нового. Но сами они этого нового не видят. А мы тем более не можем им ничем на этот счет помочь - ни опытом, ни собственной перспективой, ни новыми идеями, которых у нас тоже нет, ибо для них нет жизненного материала.

На днях прочел книгу Германа Кана, У. Брауна и Мартела «Следующие 200 лет». Реалистическая футурология. Без всяких перехватов, на почве рождающихся или уже имеющихся возможностей. Оптимистическая (отрицают конец света из-за нехватки энергии, сырья, продовольствия, загрязнения среды и проч.). Но - унылая. Сами это признают. Очевидно, перспектива - не утратить способности идти «вглубь». Но опасность большая: снятие напряженности в делах материального благополучия может ликвидировать и потребность в душевном развитии.

Который раз вдруг столбенею перед мыслью, что ничего не понимаю в самых простых вещах, не вижу смысла в простом газетном тексте, не понимаю значения общеизвестных ходовых слов, исчезает связь слов, фраз с реалиями, которые они должны обозначать. Все чаще это случается при чтении заурядных политических текстов. Сегодня такое испытал, когда читал речь Суслова при открытии новой АОН. Это пугает. Какой же ты политический человек, если в твоем сознании исчезает значение символики политических текстов?!

Отчасти это, видимо, и потому, что сами эти политические тексты вырождаются и означают уже совсем не то, что имелось в виду, когда возникал советский политический словарь. Становятся ритуальным «Отче наш»., в котором имеет значение лишь верность канону, смысл которого (реальный) тоже давно забыт. А если он только для меня стал «забыт»? Если дело, главным образом, в том, что старею?

30 сентября 78 г.

Практически весь сентябрь ничего не писал. На работу вернулся 5-го и сразу пришлось делать два больших дела - преобразовывать проект доклада Пономарева (для Софии) в читабельный материал и бурно готовиться самому к поездке в Бельгию.

С 12 -19 сентября был в Бельгии с делегацией во главе с Воссом (первый секретарь ЦК КП Латвии) на встрече с бельгийской соцпартией.

Самое сильное впечатление произвело то, что, хотя общались на всех уровнях - от председателей БСП и министров до муниципалитетчиков и рядовых функционеров - нигде никто не попрекал нас диссидентами. В то время, как лидеры компартии, с которыми была двухчасовая беседа в их ПБ, вновь поставили этот вопрос, как препятствие для сотрудничества с КПСС, ссылаясь на мнение общественности и рабочего класса страны. Между тем, в БСП - 250 тысяч, в КПБ едва 9 тысяч. Словом, я еще раз убедился, что диссидентская проблема - это организованное орудие борьбы против нас - всякой борьбы, как империалистической, так и коммунистической. Основной же массе людей и действительно национальным силам в капиталистических странах она, эта проблема, - до лампочки.

И еще одно генеральное впечатление от общения с социалистами и коммунистами. Первые заняты делом, они солидная, «необратимая» сила, естественная и неистребимая в своем доме. Вторые - пришей пристебай, суетятся, комплексуют, делают важный вид, выпячивают свою независимость, не будучи никому нужны. И делать им нечего. Запомнился эпизод на посольском приеме: группа членов ПБ КПБ, рассуждения - на уровне пикейных жилетов о глобальной политике, об объединении Германии (угроза!) и т.п.

Может и прав Пономарев, который печется только об ФКП, ИКП, КПИ. ибо они - реальность. Остальные в МКД (может быть, за исключением Японии и Индии) выморочные группки, которые, оторвавшись от пуповины - Москвы, доживают свое последнее поколение.

Трижды - переговоры в Бюро БСП (включая их агитпроп), день в Антверпене, день в Варемме и Ниу. Переговоры в министерствах труда и экономики.

Воскресная поездка в Амстердам. Впрочем, менее впечатляющая, чем в 1972 году, когда мы там были с Горбачевым (Ставропольским).

Из-за Бельгии сорвалась моя поездка в Австралию на съезд СПА. Пономарев решительно воспротивился, как так предстоял софийский доклад. По первому варианту, конечно, отвергнутому им, было много дискуссий после его отпуска и перед поездкой в Афганистан (ездил с тайной миссией - предупредить Тараки, что, если он и дальше будет резать людей, которые делали революцию, то мы от него отвернемся. На нас уже сейчас показывают пальцем, как на виновников массовых репрессий и гнев народа оборачивается против советских специалистов, которых Тараки наприглашал сотнями).