Лидия Иванова - Воспоминания. Книга об отце Страница 147

См. письмо Иванова С. Л. Франку от 3–го июня 1947 г.: «Там [в Баку. — Ред.] я напечатал свою книгу ”Дионис и прадионисийство“ и, защитив ее перед факультетом, получил от него диплом на звание доктора. Книгу эту перевело на немецкий язык издательство Бенно Швабе в Базеле и прислало перевод на одобрение мне вместе с авансом за будущее издание книги согласно подписанному договору; но перевод требовал тщательной правки, а текст ряда изменений и дополнений, и за этою кропотливою работой я испытываю терпение негодующего издательства уже немало лет» («Мосты», № 10, 1963, с. 363–364). Швейцарское издание так никогда и не вышло. Иванову посчастливилось с другим немецким изданием, переводом его «Тантала», о котором он писал Франку: «/…/ трагедия ”Тантал“ в удивительном по совершеству поэтическом переводе на немецкий язык Генри Гейзелера/…» (там же, с. 364). (Wenceslas Iwanow, Tantalos. Tragödie. Deutsch von Henry V. Heiseler, Dessan, K. Rausch Verlag, 1940). Трагедия была переведена еще в 1908 г., а опубликована лишь через 32 года; Иванов упрекал Гейзелера только за несоблюдение цезуры в ямбическом триметре.

232

«Краткий визит» Бунина произошел, по — видимому, в 1936 г. См. письмо из Италии Зинаиды Гиппиус к В. А. Злобину от 20 и 22 ноября 1936 г.: «Что касается Бунина, то его поведение всех удивило. Умчался, как метеор. Сначала Варшер послала к нему Преображенскую, — будто бы посоветоваться насчет ”визы жене“. Потом не знаю уж, что с ним было. В последний раз мы видели его у Иванова, уходя откуда он пригласил эту Преображенскую с ним пообедать. Говорил, что ждет какого‑то ”письма“. На другой день было открытие выставки друга (не ”ami“) Преображенской, и она поехала обедать‑то, чтобы его туда затащить. Но в 9 ч. утра, Варшер, с которой он условился завтракать, слышит телефон: ”Приезжайте, я уезжаю“. Хорошо, говорит она, что я была уже одна. И хлоп — уехал». (Из переписки З. Н. Гиппиус, с. 284).

233

Лидия Вячеславовна умерла в этой же квартире 6 июля 1985 г. Через несколько месяцев после ее кончины весь дом на виа Альберти был продан, и жильцы выселены. Д. В. Иванов нашел в соседнем доме — на via Ercole Rosa, 8 — квартиру, комнаты которой расположены более или менее так же, как на виа Альберти и из окон которой тот же вид. Там восстановлен кабинет Вячеслава Иванова, там находится его библиотека.

234

Ср. письмо В. Иванова к С. Л. Франку от 18 мая 1947 г. (к письму приложено стихотворение «В стенах, ограде римской славы…», написанного 8 января 1944 г.): «И захотелось мне, первым делом, сообщить Вам стихотворение, написанное в январе 1944 года и рисующее обстановку моей религиозной жизни: описание моей приходской церкви на Малом Авентине, внутри Аврелиановых стен. Эта древняя церковь в конце VI века была отдана папою Григорием Великим сиро — палестинским монахам, выходцам из лавр Саввы Освященного (кстати, сегодня у нас его праздник с крестным ходом). Прибавлю в пояснение, что православный, присоединяющийся к Римской Церкви, обязан оставаться верным восточному обряду, и ему только разрешается исповедоваться и причащаться в латинских церквах; поэтому мой приход в строгом смысле этого слова — церковь св. Антония Великого — при русской Духовной академии, Коллегиум Руссикум, где по — русски совершается богослужение, в большие праздники с архиереем, и Верую поется без слов ”и Сына“» («Мосты», № 10, 1963, с. 359–360). В православном тексте Символа Веры говорится: «/…/ И в Духа Святаго, животворящего, иже от Отца исходящего»; в католическом: «/…/ от Отца и Сына исходящего». По особому распоряжению папского престола, католикам восточного обряда разрешается опускать слова «и Сына

235

Ср. запись беседы с В. Ивановым от 4 сентября 1921 г., сделанную М. Альтманом: «4 сентября. Я рассказал В. И. о своем намерении стать вегетарианцем. Не из‑за добродетельных каких‑нибудь принципов, — пояснил я, — а просто из‑за того, что мы уже находимся, как мне кажется, в такой фазе развития, что уже органически не можем есть животных: как живых, мне их жаль, а как трупы, они противны. — Откуда такая добродетель? — сказал В. И., — бойтесь себе привить насильственно добродетель. Каждая добродетель — яд. Если б у меня был враг и я захотел бы страшно отомстить, я бы привил ему не свойственную ему добродетель. И на теле человечества всякая привитая добродетель вызывает ужасные абсцессы и нарывы. Как, чтобы из одной тональности перейти в другую, нельзя миновать ни одного промежуточного звена, иначе получится ужасная какафония, так и к каждой добродетели нужно придти, проходя последовательно все промежуточные ступени. Если бы мы уже сейчас все стали вегетарианцами, это развило бы в нас такую ужасную паучью жестокость, что мир бы содрогнулся. Я даже думаю, что приятию животных в себя обязаны мы, в некоторой степени, нашему благородству. Может быть, зверю в себе должны мы быть благодарны, что мы люди.

И я бы не хотел, чтобы мы стали подобными растениям. Что может быть ужаснее (о ужас, ужас! — при этом В. И. закрыл лицо, как бы заслоняясь от невыносимого зрелища), я это видел своим внутренним зрением, когда в растении начинал вдруг зарождаться зверь. Вы представьте себе этот метафизический ужас, у меня нет слов для его передачи, когда вы вдруг видите, как в чашечке цветка вдруг вырастает шерсть, вдруг показался глаз, протянулись щупальца. Для меня в этом предел ужаса.

— Да, — сказал я, — Ваша мысль мне понятна, и об аналогичном пишет Бальмонт:

Часто мы думаем, будто растения —

Алость улыбки и нежный намек.

Нет, в мире растений — борьба, убиенье,

И петли их усиков — страшный намек.

Удавят, удушат, их корни лукавы,

И лик орхидеи есть лик палача.

Люблю я растенья, но травы — удавы,

И тонкость осоки есть тонкость меча.

— Это не совсем то, что я говорю, — сказал В. И., — конечно, это тоже страшно, когда в будто бы невинном мире растений мы наталкиваемся на то, что мы определенно можем назвать злом, но то, о чем я говорю, много страшнее. Здесь ужас в том, что два царства, растительное и животное, обычно раздельные, вдруг переходят одно в другое.

— Но разве они так раздельны, ведь они беспрерывно диффундируют друг друга.

— Да, но, во — первых, что удается природе самой сделать, то при искусственных условиях подчас невыносимо, да и при естественной диффузии должны быть ужасающе критические моменты. Я это раз видел в душе человека, как в нем — растении зародился вдруг зверь. Как вы, чья стихия — вода, любите быть возле воды, но не захотели бы стать водой, так и я, любя растительное царство, хотел бы быть при растении, но не в нем, и питаться растениями, но не ими одними, не стать внезапно, еще совершенно к этому не подготовленный, вегетарианцем. И вам не советую» (Труды по русской и славянской филологии, XI, Литературоведение. Ученые записки Тартуского гос. университета, вып. 209, Тарту, 1968, с. 315–316).