Сергей Минаков - Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина Страница 15

В своем рассказе князь Касаткин-Ростовский прямо ссылается на очевидцев поведения Тухачевского в этом бою. Однако он не знает (как и подпоручик Эссен-2), как будущий маршал попал в плен. Он не знает, что Тухачевского ударили прикладом по голове и в бессознательном состоянии взяли в плен. В полку вплоть до 1917 года точно не знали о его судьбе. Официально в полковых документах, как уже отмечалось выше, он считался пропавшим без вести. Это следует из текста полкового приказа № 339 от 27 ноября 1917 г.: «…Во изменение параграфа 11 приказа по полку от 28 февраля 1915 года за № 34, подпоручика Тухачевского 1-го227 считать не без вести пропавшим, а попавшим в плен к германцам в бою 19 февраля»228.

Правда, сестры маршала утверждали, что «месяца три-четыре спустя имя брата появилось в газетах в списке убитых. Мы были потрясены. Но, к счастью, это оказалось ошибкой. Недели через две выяснилось, что Михаил находится в плену»229. Иными словами, о пленении подпоручика Тухачевского стало известно примерно в июле 1915 г. Это было выяснено, кажется, через «Красный крест». Сестры маршала подтверждали это тем, что их брат пересылал им через «Красный крест» открытки230.

Возвращаясь к обстоятельствам пленения подпоручика Тухачевского, можно полагать, что сведения об ударе прикладом по голове, похоже, появились уже после возвращения Тухачевского из плена и, возможно, исходили от него самого.

Таким образом, Г. Бенуа не знает подробностей того, как сопротивлялся Тухачевский в бою под Ломжей. Тот, кто ему рассказал о Тухачевском, этого не видел, во всяком случае, в его памяти не запечатлелся образ подпоручика, размахивавшего шашкой и отстреливавшегося из револьвера.

Другой мемуарист, также хорошо знавший Тухачевского, правда, еще по Александровскому военному училищу, событие описывает несколько иначе. «В Ломжинских боях, – рассказывал В.Н. Посторонкин, – в ночь с 20 на 21 февраля 1915 года Тухачевский при невыясненных обстоятельствах попадает в плен… Немцы окружили с тыла 6-ю роту семеновцев, положение коей усугублялось поднявшейся метелью, ветром и ночной порой. При внезапном появлении противника, что называется, «на носу» и с тыла, постепенно и решительно окружавшего железным кольцом указанную роту, люди вначале достаточно растерялись от неожиданности, но потом оправились и вступили в отчаянную схватку, упорно отбиваясь штыковым боем от численно превосходивших их немцев. Командир роты, капитан, на ходу вступает в командование группами людей и в страшном штыковом бою пал смертью героя: он был убит, на его теле, найденном нами впоследствии и опознанном по одному лишь признаку, что на трупе был нетронутым Георгиевский крест, было обнаружено более 20 пулевых и штыковых ран, что указывает на упорную личную борьбу капитана Веселаго. Подпоручик Тухачевский лежал в легком наносном окопчике и спал, завернувшись в свою черную бурку, по-видимому, в ужасный момент появления врага он спал или дремал. Пробужденный шумом, он с частью людей принял участие в штыковом бою, но, не будучи раненным и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…»231.

Р. Гуль так рассказывает о пленении Тухачевского: «Из блиндажа 6-й роты выскочившего командира капитана Веселаго четверо немецких солдат закололи штыками; на теле, найденном впоследствии, остался нетронутым Георгиевский крест и было более двадцати штыковых ран. Мало кто из семеновцев в эту ночь вырвался из немецкого кольца. Вырвавшиеся рассказывали, что Тухачевский в минуту окружения, завернувшись в бурку, спал в окопе… Но когда началась стрельба, паника, немецкие крики, Тухачевский вскочил, выхватил револьвер, бросился, стреляя направо и налево, отбивался от окружавших немцев. Но ворвавшимися немецкими гренадерами был сбит с ног и вместе с другими взят в плен»232.

Последнее из цитированных описаний пленения Тухачевского совершенно очевидно представляет собой пересказ свидетельства князя Касаткина-Ростовского, перекликаясь с рассказом Посторонкина. Поэтому нет необходимости на нем специально задерживать внимание. Посторонкин в своем описании в целом также следовал за князем, но явно стремился указать на отсутствие у Тухачевского главных достоинств бойца и офицера: храбрости и чести. «…Не будучи раненным и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…» – так рисует автор мемуаров поведение Тухачевского. Иными словами, подпоручик попросту испугался и сдался в плен. Вывод: Тухачевский – предатель и трус. Такова оценка его согласно свидетельствам Посторонкина. Но он не был свидетелем. Он не служил в 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Его суждения предположительны (не в пользу Тухачевского): «…вероятно, не использовав всех средств для ведения боя…». В этом отношении наиболее точен князь Касаткин-Ростовский. Он был офицером л-гв. Семеновского полка. Он рассказывает со слов очевидцев («…как передавали случайно вырвавшиеся из немецкого кольца люди…»). Кроме того, следует обратить внимание на явную недостоверность некоторых деталей рассказа Посторонкина, которые оказались и в рассказе Гуля.

В этих рассказах, почерпнутых, как отмечалось выше, явно из одного первоисточника, говорится, что на теле убитого капитана Веселаго остался Георгиевский крест. Этого не могло быть, потому что Высочайший приказ о награждении капитана Веселаго орденом Св. Георгия Победоносца 4-й степени, представленного к этой награде за отличие в бою под Кжешувом, датируется 15 апреля 1915 г.233 Поэтому сам Георгиевский крест капитан мог получить не ранее второй половины апреля 1915 г., т. е. спустя два месяца после своей гибели. Эта деталь ставит под сомнения и другие детали в рассказе о пленении Тухачевского в ночном бою под Ломжей 19 февраля 1915 г.

В отличие от Посторонкина и Гуля (оба, видимо, пользовались, во всяком случае, наряду с другими первоисточниками, и воспоминаниями князя), Касаткин-Ростовский лишь предполагает, что Тухачевский «по-видимому, спал в бурке, в окопе», однако точно не знает, как все началось. Зато он знает точно, со слов очевидцев («…видели, как…»), что, «когда началась стрельба. он выхватил шашку и, стреляя из револьвера, отбивался от немцев». Таким образом, князь Касаткин-Ростовский опровергает предположения Посторонкина, что Тухачевский «не использовал всех средств для ведения боя». Князь не знает точно, как его приятель оказался в плену. «Потом стало известно, что он был взят в плен», – писал он. Г. Бенуа в своих воспоминаниях утверждает, что Тухачевский попал в плен «в бессознательном состоянии», получив «удар прикладом по голове».

Я полагаю излишним специально останавливаться на пребывании подпоручика Тухачевского в плену и обстоятельствах его пятикратных побегов из плена. Об этом достаточно подробно, с опорой на документы, поведано в книге Ю.З. Кантор, к которой я отсылаю интересующихся подробностями этого периода в биографии Тухачевского234. Известно, что, совершив наконец успешный, пятый по счету побег, подпоручик Тухачевский в сентябре 1917 г. оказался в Швейцарии, а затем во Франции, в Париже. Отсюда, при содействии русского военного агента генерал-майора графа А.А. Игнатьева, он переправился сначала в Англию, а затем в Россию. В Петроград Тухачевский прибыл 16 октября 1917 г. Это следует из текста полкового приказа № 339 от 27 ноября 1917 г.

«Параграф 11. Подпоручик Тухачевский-1, после пятикратных попыток бежать из германского плена, 18 сентября сего года перешел швейцарскую границу у станции Таинген и 16 октября с.г. прибыл в г. Петроград и зачислен в Семеновский резервный полк» 235.

Таким образом, в Петрограде Тухачевский появился и был занесен в списки резервного Семеновского полка 16 октября 1917 г. «После побега из германского плена, – отмечается в его послужном списке в апреле 1919 г., – представлен для уравнения со сверстниками в капитаны 18.10.1917 г…» 236. Представление, несомненно, было сделано командиром резервного гвардии Семеновского полка полковником Р.В. Бржозовским237.

Как и Тухачевский, Бржозовский начал свою фронтовую жизнь с августа 1914 г., будучи тогда в чине штабс-капитана. Бржозовский помнил Тухачевского как смелого фронтовика и к тому же однокашника: оба офицера, хотя и в разное время, были выпущены из Александровского военного училища. Поэтому Бржозовский считал справедливым представить подпоручика Тухачевского к производству в «капитаны» как отличного, к тому же кадрового офицера, в которых русская армия к этому времени испытывала острый недостаток, наконец, как мужественного человека: в те времена побег из плена и возвращение в свою часть на фронт считались подвигом. Для таких «бегунов» был даже учрежден особый знак отличия – шеврон из георгиевской ленты, нашивавшийся на рукав, на основании приказа, гласившего: «за мужество при прорыве из плена». Итак, 18 октября 1917 г. Тухачевский был представлен к производству в «капитаны». Далее в тексте уже цитировавшегося выше приказа по Семеновскому полку говорилось: