Петр Люкимсон - Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра Страница 15

Тем временем Моше Даян напряженно размышлял о том, что же ему делать с майором Ариэлем Шароном. Наконец, вспомнив, как Шарон жаловался на плохую подготовку десантников после операции в Кибие, он принял решение и вызвал к себе командира 890-ого батальона Иегуду Харари. Харари, числившийся на хорошем счету у начальства, был уверен, что новый начгенштаба вызывает его исключительно для того, чтобы обсудить процесс присоединения 101-ого отряда к его бойцам, и направился на эту встречу в самом благодушном расположении духа. Когда же Даян сообщил, что собирается перевести его в другое подразделение, а командование сводным 890-м батальоном доверить майору Шарону, Харари возмутился и обиделся до глубины души.

На следующий день Моше Даян приехал в расположение батальона и сел обедать вместе с его солдатами и офицерами в общей столовой. Ничего необычного в этом не было – многие офицеры генштаба любили в то время наведаться в ту или иную часть, пообедать вместе со всеми ее бойцами, чтобы затем, в неформальной обстановке порасспрашивать их о том, как им служится, чем они недовольны, есть ли у кого какие-то проблемы "на гражданке", которые срочно нужно решить…

Но когда в перерыве между блюдами Даян объявил, что прибыл в часть для того, чтобы сообщить личному составу батальона, что скоро у них появится новый командир – Ариэль Шарон, в столовой повисла гнетущая тишина. И рядовые солдаты, и офицеры любили Харари, и решение генштаба отстранить его от занимаемой должности в пользу Шарона было воспринято ими как вопиющая несправедливость.

В том, насколько нелегко ему будет командовать новым подразделением, сам Шарон убедился на официальной церемонии своего вступления в должность и прощании Иегуды Харари со своими бойцами.

– Я оставляю батальон, но не ухожу из армии! – сказал Харари в своей прощальной речи. – И, естественно, я бы хотел продолжить службу с теми, с кем съел не один пуд соли. Поэтому я прошу, чтобы те офицеры, которые хотят получить перевод в мою новую часть, сделали шаг вперед…

Даже обладавший железными нервами Шарон вздрогнул, когда шаг вперед из строя сделали большинство офицеров батальона. Еще один удар ему преподнесли его собственные подчиненные из 101-ого отряда: часть из них заявила, что не желает продолжать службу в "заштатном" подразделении и решила демобилизоваться из рядов ЦАХАЛа.

Если учесть, что у 26-летнего нового комбата не было никакого опыта командования столь крупным подразделением, то завидовать его повышению в должности явно не стоило. Но Ариэль Шарон был из тех людей, которые, как уже говорилось, умеют сохранить присутствие духа в любой ситуации.

Распределив бывших бойцов 101-ого отряда по всем взводам батальона, он назначил их ответственными за проведение всех учебных тренировок, после чего начал повышать боеготовность десантников теми же методами, какими он готовил свой 101-ый отряд: физические упражнения сменялись учебными стрельбами, стрельбы – отработкой приемов рукопашного боя, рукопашные бои – занятиями по маскировке на местности…

К концу недели солдаты и офицеры батальона валились с ног, но зато в субботу вечером молодой комбат устраивал для них настоящий праздник – с жареньем шашлыков, с танцами, на которые Шарон специально приглашал девушек, объявляя среди последних такие мероприятия "акциями по поддержке и воодушевлению наших доблестных десантников". Во время этих "народных гуляний" бойцы бывшего 101-ого рассказывали о тех операциях, в которых им приходилось участвовать, и юные солдаты 890-ого жадно вслушивались в каждое их слово, невольно проникаясь тем, что некоторые израильские авторы назовут потом "псевдоромантикой антитеррористических операций". Многим из них хотелось бы оказаться на месте Хар-Циона или Качи, многие из них уже рвались в бой, но Шарон все еще считал свое подразделение недостаточно готовым для участия в серьезных операциях. Медленно, но верно Шарон все больше сближался со своими солдатами, превращаясь для них в самого настоящего "батяню-комбата". И так же медленно, но верно он доводил уровень боевой подготовки своего батальона до уровня 101-ого отряда, превращая каждого своего солдата в некий странный гибрид японского ниндзя и бойца французского иностранного легиона.

Слухи о "роскошной" жизни десантников под командованием Шарона и о том, что в его батальоне в течение нескольких месяцев обычных ребят превращают в настоящих суперменов, бродили по всей израильской армии и с каждым днем все больше и больше солдат и офицеров подавали начальству просьбы о переводе их в еще ничем не прославленный 890-й батальон.

17 марта 1954 года банда террористов, проникших на территорию Израиля из Иордании, устроила засаду на трассе Беэр-Шева-Эйлат и напала на проходивший по ней пассажирский автобус. Из 17 пассажиров автобуса в живых осталось только трое – и то потому, что они притворились мертвыми. Спустя еще два дня был убит охранник еврейского поселка Каслон – и снова террористы пришли из Иордании, на этот раз, как удалось точно установить, из деревни Нахлин, расположенной неподалеку от Бейт-Лехема (Вифлеема). Эти теракты вывели из себя даже миролюбивого Моше Шарета, и он потребовал провести операцию возмездия, взорвав дома террористов в Нахлине. В том, кому именно должно быть поручено проведение этой операции ни в генштабе, ни в министерстве обороны не сомневались – разумеется, 890-му батальону под командованием майора Ариэля Шарона.

И Арик, и Моше Даян понимали, что у них обоих на этот раз нет права на ошибку: провал операции означал бы не только сильный удар по военной карьере Арика, но и не менее сильный удар по авторитету Даяна, которого бы немедленно обвинили в ошибочном назначении на должность комбата человека, который до нее пока явно не дорос.

Поэтому Арик немедленно ужесточил режим тренировок в части, а накануне операции, помня о трагедии в Кибии, построил составленные из самых отборных бойцов батальона два взвода и прочел им длинную лекцию о том, что еврейские солдаты не воюют с женщинами и детьми, и не стреляют в них.

28 марта 1954 года Арик вывел бойцов батальона на их первое боевое задание. Согласно его первоначальному плану, они должны были ворваться в Нахлин, перерезать все ведущие к деревне дороги, затем взорвать в ней дома террористов и вернуться в Израиль. Однако незадолго до начала операции стало ясно, что иорданцы заметили маневры израильтян на границе и явно готовятся к отражению атаки. Причем, по все видимости, легионерам стало ясно и то, что целью этой атаки будет именно Нахлин и они приготовились к обороне деревни.

Получив сообщение об этом, Арик, тем не менее, решил на свой страх и риск операции не отменять, а вместо этого изменить ее план. Сидя в джипе вместе с командирами двух ударных групп – Меиром Хар-Ционом и Давидом Аарони – он на ходу набросал новый план.

По этому плану атака на Нахлин, в которую должна была пойти группа Аарони, превращалась лишь в отвлекающий маневр, а главный удар предназначался по форпостам иорданского легиона. И этот план сработал: пока иорданцы отчаянно сражались за деревушку Нахлин, подтягивая к ней все новые силы, группа Хар-Циона взорвала форпосты иорданской армии, после чего Шарон дал приказ об отступлении и обе группы без потерь вернулись в Израиль.

Моше Даян однозначно расценил действия батальона, как "хорошую работу", но Арик не успокоился до тех пор, пока не поступили окончательные данные о потерях с иорданской стороны. Иорданцы потеряли в том бою 7 своих солдат и 3 граждан, но женщин и детей среди убитых не было, и, следовательно, никто не мог обвинять Израиль в том, что в ответ на теракты он устроил резню среди мирного населения.

После этого, войдя в боевой ритм, 890-й батальон проводил одну операцию за другой, взяв на вооружение новую тактику Шарона: наносить удары не деревням и селам, а по военным объектам противника, инициирующего и поощряющего террор против Израиля.

29 июня 1954 года в ходе одной из таких операций иорданцами был взят в плен старый друг Арика, боец 101-ого отряда, а затем и 890-ого батальона Ицхак Джибали.

После этого и возникла первая трещина в отношениях между Шароном и Даяном. Тяжело переживая пленение Джибали, Шарон метался как раненный зверь по лагерю, продумывая ход операции либо по его освобождению, либо по захвату в плен нескольких иорданских солдат с тем, чтобы обменять их на Джибали. Моше Даян пытался как мог успокоить комбата, пообещал надавить на правительство с тем, чтобы оно задействовало для освобождения Джибали все дипломатические каналы, но одновременно категорически запретил проводить какие-либо специальные операции по его освобождению.

Однако Шарон, похоже, в те дни совершенно потерял голову и решил не обращать внимания на приказы главнокомандующего израильской армией. Вновь и вновь он предпринимал попытки захвата пленных для обмена Джибали, то бросая своих солдат на пограничные форпосты иорданцев, то переодевая их в иорданских крестьян и военнослужащих подразделений ООН, но все оставалось тщетным. Несколько таких операций едва не закончились трагически – гибелью или захватом в плен еще нескольких израильских солдат. И потому можно понять возмущение Моше Даяна, когда тот узнал, что Шарон действует на свой страх и риск, игнорируя его, начальника генштаба, однозначный приказ.