Андре Агасси - Откровенно. Автобиография Страница 15

Но в том, что бабушка живет с нами, есть один плюс. Она рассказывает нам о детских годах отца, и это иной раз заставляет его самого пуститься в воспоминания, немного приоткрыться перед нами. Если бы не бабушка, мы никогда бы не узнали о том, сколь одиноким и печальным было отцовское детство, не поняли бы, откуда его странное поведение, его кипящая ярость.

— О, — говорит со вздохом бабушка, — мы жили бедно. Ты не представляешь, как бедно. Мы голодали, у нас не было ни еды, ни водопровода, ни электричества, ни мебели.

— А где же вы спали?

— Мы спали на земляном полу! Все в одной комнате в старом многоквартирном одноэтажном доме, окна которого выходили в грязный двор. В углу двора была яма, которая служила туалетом для жильцов.

Отец подхватывает рассказ.

— После войны стало полегче, — говорит он. — По вечерам на улицах было полно английских и американских солдат. Мне они нравились.

— А почему?

— Потому что они давали конфеты и обувь.

Еще они научили его английскому. Первое слово, которому научили его солдаты, — «победа».

— Они все только об этом и говорили, — произносит он со своим непередаваемым акцентом. — О поведе. О, они были большие и сильные. Я везде бегал за ними, наблюдал, изучал и однажды пошел с ними туда, где они проводили все свободное время, — в парк с двумя грунтовыми теннисными кортами.

Вокруг кортов не было ограждения, так что мячи каждые несколько секунд летели в кусты. Отец бегал за ними, приносил их солдатам, как собачка, и в конце концов за ним закрепилась эта должность. А затем он стал официальным уборщиком корта.

— Каждый день, — говорил отец, — я подметал площадки, поливал водой, трамбовал тяжелым валиком. А еще подкрашивал разметку. Ну и работка была! Приходилось использовать известку.

— А сколько они тебе платили?

— Платили? Ничего они мне не платили. Они подарили мне теннисную ракетку. Очень плохую. Старая рассохшаяся деревяшка со стальной проволокой вместо струн. Но я ее очень любил. Я мог часами бить мяч об стенку сам с собой.

— А почему сам с собой?

— Потому что в Иране никто не играл в теннис.

Бокс был единственным видом спорта, в котором отцу были гарантированы противники. Поначалу его способности подверглись проверке на улицах, где он постоянно участвовал в жестоких драках. Затем, подростком, он пошел в спортзал и начал изучать сложную науку классического бокса. Тренеры считали его самородком. Быстрые удары, легкость в движениях — и бьющая через край агрессия. Его ярость, создававшая нам столько проблем, была настоящей находкой для ринга. Выступая в наилегчайшем весе, он завоевал место в иранской олимпийской сборной, в составе которой отправился в Лондон на Олимпийские игры 1948 года. Четыре года спустя он выступал на Олимпиаде в Хельсинки. Ни тут, ни там ему не удалось показать достойный результат.

— Все судьи, — жаловался он, — были подкуплены. Все было решено заранее. Весь мир ненавидел Иран! Может быть, сынок, они опять включат теннис в олимпийскую программу. И тогда ты завоюешь золотую медаль, и мы с ними сквитаемся.

Вот так он снова давит на меня, как будто ему до сих пор было мало.

Посмотрев мир и став олимпийцем, отец уже не мог вернуться в свою комнату с земляным полом и поэтому сбежал из Ирана. По поддельному паспорту на вымышленное имя он купил билет до Нью-Йорка, где провел шестнадцать дней на острове Эллис[11], а затем сел на автобус до Чикаго, где и переделал свое имя на американский манер. Эммануэль стал Майком Агасси. Днем он подрабатывал лифтером в одном из шикарных отелей города. Ночью дрался.

Его тренером в Чикаго стал Тони Зейл, бесстрашный чемпион в среднем весе по прозвищу Человек из стали, прославившийся своим участием в одной из самых кровавых схваток в истории спорта — знаменитой серии из трех боев с Роки Грациано. Зейл восхвалял моего отца, говорил, что в нем скрыт огромный талант, нуждающийся лишь в шлифовке, — но ему следует научиться бить сильнее. «Бей сильнее! — кричал он отцу, когда тот колотил по боксерской груше. — Бей сильнее! Вкладывай в каждый удар всю силу, сколько есть!»

Под руководством Зейла отец выиграл чикагский турнир «Золотые перчатки», а затем получил приглашение драться в прайм-тайм в Мэдисон-Сквер-Гарден. Это был его звездный час. Однако вечером перед боем его соперник заболел. Промоутеры выпрыгивали из штанов, чтобы найти ему замену, и нашли — гораздо более опытного боксера, к тому же второго полусреднего веса. Отец согласился на бой. Однако за несколько мгновений до начала он просто сдрейфил: выйдя в туалет, вылез через маленькое окошко и сел в поезд до Чикаго.

Сбежал из Ирана, сбежал из Мэдисон-Сквер — мой отец мастер спасаться бегством. Но от него скрыться невозможно.

Отец говорил, что всегда хотел испытать на себе лучший удар соперника. Однажды, стоя на корте, он признался: «Когда знаешь, что выдержал лучший удар противника и противник знает об этом, ты можешь вырвать сердце у него из груди. В теннисе все обстоит точно так же. Испытывай силу соперника. Если он умеет сильно подавать, бери все его подачи. Если он предпочитает силовую игру, пересиль его. Если он отлично бьет с правой — радуйся этому и вынуждай его играть с правой, пока он не возненавидит этот удар».

Для своей оригинальной стратегии отец придумал название: «Взрыв в мозгах соперника». С помощью этой брутальной философии он готовил меня к жизни, пытаясь превратить в боксера с теннисной ракеткой. В то время как большинство теннисистов гордятся своей подачей, отец учил меня отбивать чужие подачи, становясь мастером активной обороны.

ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ на отца тоже нападает ностальгия. Особенно он скучает по старшему брату Исару. «Когда-нибудь, — вздыхает он, — твой дядя Исар тоже сбежит из Ирана, как и я».

Но прежде дяде Исару нужно вывести из страны свои деньги. Иран распадается на части, объясняет отец. Назревает революция, и там наблюдают за каждым, чтобы люди не выводили из страны свои банковские счета и не уезжали вслед за ними. Поэтому дядя Исар понемногу тайно закупает драгоценности и прячет в посылки, которые отправляет нам в Вегас. Каждый раз, когда мы получаем от дяди Исара очередную коробку, запакованную в коричневую бумагу, в дом будто приходит Рождество. Мы садимся на пол в гостиной, разрезаем веревки, рвем бумагу и вскрикиваем, когда в коробке с печеньем или в кексе с фруктами обнаруживаем бриллианты, изумруды, рубины. Посылки от дяди Исара приходят каждые несколько недель. И вот однажды приходит отправление куда более внушительное: дядя Исар собственной персоной. Он стоит на пороге, улыбаясь.