Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь Страница 15

— Товарищи, родные мои, — обратился я к технику Николаю Барчуку и механику Василию Овсеенко, — поднатужьтесь, ускорьте ремонт.

— Будем стараться, товарищ командир, — без привычной бодрости в голосе ответил Василий Овсеенко, а потом почесал пятерней затылок и добавил: — Да уж больно дырявый, что твое сито...

— Не волнуйтесь, товарищ командир, отремонтируем. Ночей не доспим, а все сделаем как надо, — заверил Николай Барчук и тут же распорядился: — Хвати г, Василь, затылок чесать, давай-ка браться за работу.

— Да, работы нам и в самом деле привалило, — обходя машину, говорил техник звена Паша Тюрин, словоохотливый, как звонок.

Его в эскадрилье и прозвали — Паша Звонок. Сами понимаете, в авиации народ на это дело — на аэродромные клички — весьма охоч. Так вот было и с техником звена Тюриным. Паша Звонок — и все тут. А почему? Да потому, что словоохотливый был. Говорил без умолку. И приятно так говорил.

— Наверное, и когда спишь, рот у тебя не закрывается, — шутил беззлобно наш инженер эскадрильи Редько.

— Не знаю, товарищ капитан технической службы, — в тон ему отвечал Паша Звонок, — а вот у вас, извините, точно не закрывается: храпите по ночам сильно...

Говорлив был Паша Тюрин, но и человек незаменимый. Цены не было его трудолюбию. Всегда появлялся там, где наиболее нужны рабочие руки. Сегодня вот — тоже.

— Поможем. Поставим машину на крыло, — сказал так, и мы сразу как-то повеселели, а он тут же «утешил» нас: — И тем не менее, три-четыре дня придется вам отдыхать.

— Четыре?! — в один голос воскликнули мы. Даже техник опешил, а потом рукой махнул:

— Ну хорошо, хорошо! Два-три дня. Сам на вашу машину приду работать. Точнее, уже пришел...

... Межполетная тоска. Нет, мы не слоняемся без дела по аэродрому. Но ведь — не в небе. Тоска по небу — профессиональное чувство. Не праздное. И на земле, и в небе — огонь и смерть. И, тем не менее, тоска. Откуда она явилась? Из детства? Юношества?

Именно в такие дни думалось, всегда немного грустно, о детстве. А еще о том, как это небо, полеты, авиация входили в жизнь, в судьбу, в быт ребятни, увлекали, окрыляли и даже... лечили от подростковых недугов.

Вспомнил совещание в горкоме комсомола. Обсуждали поведение ребят на улице. Плохо было дело в Каменнобродском районе Ворошиловграда. Хулиганье верховодит. На свою сторону и подростков переманило.

— Нужно вырвать ребят у хулиганов, — горячо говорили в горкоме, — дать им полезное дело, увлечь. Вылечить этим делом.

— Одно из таких дел — авиамоделизм, — заявил первый секретарь и продолжил: — Мы пригласили сюда на совещание начальника авиамодельной лаборатории аэроклуба. Здесь товарищ Молодчий? Здесь. Очень хорошо. Расскажите, что бы вы могли сделать.

И вот в ближайший выходной мы большой группой, забрав с собой лучшие модели планеров, самолетов, коробчатые змеи, шары Монгольфье и другое, отправились в Каменный Брод.

— Не ходите, — говорили нам, — игрушки ваши там поломают.

— А вам дадут так, что долго помнить будете, — добавляли другие.

Но мы пошли. Как же иначе?! Поручение самого горкома. Ведь мы — комсомольцы!

День выдался тихий, солнечный. По старому бетонному мосту перешли через нашу речушку Лугань к намеченному заранее месту — к небольшой площади у кинотеатра «Безбожник». Раньше в этом здании была церковь. Потому и название такое. У «Безбожника» остановились. Начали готовить модели. Никакой рекламы. Ни шума, ни крика. Спокойно работаем, и все тут. Но на нас стали обращать внимание прохожие. Любопытство берет свое. Некоторые взрослые, осмотрев модели, спешили прочь. А о ребятишках говорить не приходится. Эффект был стопроцентный. Наверное, бродячий цирк не собрал бы столько зрителей. Невидимый ребячий телеграф разнес весть по всей окраине. И через некоторое время у «Безбожника» собралась многоголосая мальчишечья толпа. Были в ней и ситцевые платьица. Да и взрослых сошлось немало. Выходной...

Весь этот народ сам, без приглашений, так и повалил вслед за нами, когда мы потихоньку стали продвигаться дальше к окраине. Там-то мы и нашли место, где можно запускать модели.

Вот и зеленая поляна.

— Ну что, безбожники, начнем? — спросил я негромко.

— Лезем в небо, — ответил Борис Копытин, мой дружок. — Надо только больше дать жару...

А посему первыми запустили воздушные коробчатые змеи. Их у нас было около десятка. Большие. Разноцветные. Все только ахали, когда змеи поднялись высоко-высоко. Потом по шпагату, на котором летали змеи, мы подняли почтальона. Это простая тележка на деревянных роликах с парусом. А там листовки. Никто не ждал не гадал, а тут в небе — белый снег. Полетели в разные стороны листовки.

— Лови их! — Крики, смех на поляне.

И вот уже читают наши зрители: «Кто хочет летать — приходи в аэроклуб».

После этого подоспела очередь наших моделей. А затем — запуск шаров Монгольфье. Все это вызвало восторг. Как после оказалось, не только у присутствующих, но и у многих в городе. Видно-то далеко. Особенно шары. Клеили мы их из папиросной бумаги, размеры были внушительными — два, три метра и более в диаметре. Для нас, набивших руку мастеровых ребят, их изготовление и запуск были самым простым делом. Но какой эффект! Наполненный горячим воздухом прямо здесь же от небольшого костра, шар взмывал очень высоко и летал долго.

Одному из них, самому большому, мы вмонтировали в горловину горелку из нескольких свечей.

— Так воздух будет постоянно подогреваться, — решили мы на своем «ученом совете», — и шар улучшит свою летучесть.

И действительно, шар поднялся выше всех и полетел к центру города. Мы ликовали. Но, к сожалению, недолго. Неожиданно шар загорелся. А через несколько секунд от него осталось лишь облачко дыма. Жалко было сгоревший шар. Мы между собой ругаем инициатора, придумавшего горящие свечи, а публика тем временем волнуется, требует повторить это красивое зрелище.

Авиамодельная массовка сделала свое дело. У многих мальчишек появилось желание делать самолеты. Горком комсомола, высоко оценив нашу работу, решил открыть в школах и клубах города авиамодельные кружки.

Я же, пройдя эту ступеньку, стремился дальше. Не давал покоя командованию аэроклуба, писал рапорты, просил принять меня курсантом моторного летания. Ответ один и тот же: молод еще. И я ждал. Но не сидел сложа руки. Весной 1936 года мне удалось уговорить начальника парашютной станции Ефремова, он принял меня в группу парашютистов. Изучили теорию. Прошли тренировку по укладке парашюта. Отработали нужные приемы при спуске и приземлении. Теперь все готово. Скоро прыжки! Радость моя была беспредельной. Осталась одна формальность: медицинская комиссия.