Эдуард Эррио - Жизнь Бетховена Страница 15

С плавно спускающегося высокого берега Мельхема видны руины Драхенфельза; они все еще венчают гору, покрытую мантией лесных чащ. Бесчисленные отели, один из которых просто уродлив, красные стены замков, железная дорога несколько попортили пейзаж; однако нетрудно представить себе, каким мог видеть его Бетховен: виноградинки, расположившиеся по отлогим склонам, над сероватыми речными водами, трактирчик во славу Отца Рейна, причудливые облака, резкие изломы скал, багровые краски буков Кенигсвинтера. Весенним днем эта панорама вызывает у приезжего воспоминание о небольшом эпизоде из сонаты «Аврора», странице, отделяющей Allegro от рондо, сияющей, словно внезапное: появление солнца между двумя грозами. Здесь слышится песня лодочников: воспоминание о Рейне.

Но из Бонна Бетховен привез нечто большее, чем рейнские впечатления. Там он задумал и даже выпустил в свет первые свои сочинения. Замечательный факт: этот музыкант, узнавший столько сценических произведений, пренебрегает возможностью писать для театра; он посвятил себя чистой музыке. Продомм составил каталог его работ. В 1783 году, после Девяти вариаций на тему марша Дресслера и Органной фуги, создаются песни «Портрет девушки» и «К младенцу». В 1785 году Бетховен сочинил три квартета для клавесина, скрипки, альта и виолончели, около 1789 года — Концерт до мажор для скрипки с оркестром и Двадцать четыре вариации на ариетту «Venni Amore»[16], затем после нескольких песен, примерно в 1792 году, — Рондо для фортепиано со скрипкой obligato, посвященное Элеоноре Брейнинг; Allegro и Менуэт соль мажор для двух флейт, Октет для духовых инструментов (соч. 103), Двенадцать вариаций для клавесина или фортепиано со скрипкой, также посвященные Элеоноре, написанные на тему из «Свадьбы Фигаро». Последнее произведение позднее было напечатано в Вене у Артариа.

Приведенный нами перечень не исчерпывает списка, составленного Продоммом. Но подлинность некоторых пьес остается под сомнением; другие долгое время оставались неизданными; есть среди них незавершенные, либо не поддающиеся датировке, как, например, Симфония, найденная в Иене. Недавно Ж. де Сен-Фуа опубликовал в «La Kevue Musicale» свое исследование о шести квартетах, хранящихся в берлинской библиотеке; автор статьи считает, что они принадлежат перу молодого Бетховена, он основывается на темах, которые вновь встречаются в последних произведениях композитора. Эти шесть квартетов относятся к тому же периоду, что и три квартета, вышедшие в 1832 году у Артариа. В них можно найти следы тех опер-буффа, которые Бетховен так часто слышал в театре курфюрста, а заодно и влияния Луиджи Боккерини, чьи смычковые квартеты и трио имели столь большой успех в Париже в ту самую пору, когда Людвиг был еще ребенком. «Индивидуальность автора, — пишет де Сен-Фуа, — особенно ярко проявилась в бесплодном финале в форме рондо, Allegro molto. Сила, горячность этой пьесы несколько грубоваты, но свидетельствуют о своеобразии языка, блеске мастерства, которые мы уже так часто встречаем в творчестве молодого Бетховена. Ко всему еще украшения, каденции, — они напоминают, особенно в конце, о характерных чертах оперы-буффа… Главным образом в № 5 пленяет поразительная ясность фактуры, все возрастающее проникновение в специфику выразительных средств квартета. И действительно, есть в финале этот характерный восторженный порыв, могучий и увлекательный; происхождение его не может обмануть нас…»

Все же начальный период творческой жизни Бетховена до сих пор еще остается в какой-то своей части плохо известным. Достоверно лишь то, что с душой, переполненной музыкальными замыслами, он набирается опыта, сочиняя вариации, сонаты; что, при всех осознанных влияниях или неосознанных воздействиях, им испытанных, индивидуальность его проявляется в стремлении к мелодии, в подчеркнутой склонности к выразительности, в столь ощутимой во всем последующем творчестве смене настроений печали и радости, в искренности еще сдержанной патетики. Заметен оттенок, отличающий его от Моцарта. Сонаты 1783 года — это еще всего лишь детские упражнения, но вместе с тем в них уже слышатся скорбные интонации; можно уловить и контрасты, запечатлевшие могучую силу этой молодой натуры. В Трио ми-бемоль мажор проявляется и чувство некоторого драматизма. Иные мысли, лишь намеченные в первых произведениях, вновь возникнут в будущем. В кантате имеются не только эпизоды, с которыми мы впоследствии встретимся в «Фиделио», но и тема, чье второе рождение произойдет в финале Девятой симфонии. Лучше всего подытоживает и раскрывает взгляды Бетховена в ту пору, когда он собирался уехать в Вену (1792 год), письмо Фишениха к Шарлотте фон Шиллер: «Я посылаю вам композицию на «Feuerfarb»[17] и желал бы иметь ваше мнение об этом. Она принадлежит одному здешнему молодому человеку, чьи музыкальные таланты единодушно превозносятся; курфюрст посылает его в Вену, к Гайдну. Он перекладывает на музыку «Радость» Шиллера, строфу за строфой, От него можно ожидать нечто совершенное, ибо, насколько я знаю, весь он устремлен к великому и возвышенному».

Написав «Рыцарский балет», музыкант, покидавший Вопи, показал разнообразие своей техники. Но то, что привлекло к нему внимание Иозефа Гайдна, то, что мы распознаем все лучше и лучше, открывая и исследуя первые его произведения, то, что в этих набросках нескольких тактов предвещает Adagio будущих сонат либо траурный марш из «Героической», — это дар, наиболее драгоценный из всех: вдохновение.

III

Появляется музыкант-лирик

Бетховен поселился в Вене в начале зимы 1792 года, спустя несколько месяцев после пышного коронования во Франкфурте черствого и жестокого Франца II; этот монарх сорок три года правил терпеливым народом Австрии. Подобно тому как в классической сонате вторая тема привносит в развитие произведения новые элементы, так и венская среда одарила молодого музыканта с берегов Рейна новыми богатыми впечатлениями.

Гравюры, выставленные в ратуше в дни юбилейных празднеств, дают представление о городе и эпохе со всеми характерными чертами. Несмотря на несколько дворцов во флорентийском стиле, несмотря на памятники и усыпальницы, Вене с ее узкими, извилистыми улицами далеко еще до той блистательной столицы с широкими проспектами, какой она станет во второй половине XIX века, особенно после создания знаменитого Ринга. Десятью годами позднее город посетила и описала госпожа де Сталь. Она винит Дунай в том, что он «теряет свое достоинство» из-за чрезмерно частых изгибов, на манер иных мужчин или женщин. Благодаря либерализму Иозефа II, вот уже полстолетия, как Пратер, со своими кафе и непрекращающейся ярмаркой, предоставил свои аллеп широкой публике; толпы народа теснятся, обрамляя светское Корсо. Коринне слышатся оленьи зовы на лужайках. Здесь любят прогуливаться на итальянский лад — медлительно и безмятежно. Император и его братья, проезжая в каретах, следуют в общей веренице. Над входом в парк Аугартен Иозеф II приказал поместить надпись, в которой выразилась его благожелательность: «Место увеселений, дарованное всем людям их другом». Это отголоски Руссо. Туда приходят от шести до восьми часов утра, больше всего по четвергам, чтобы слушать музыку возле аллеи вздохов. Щеголи в синих сюртуках и белых панталонах, с цилиндрами под мышкой сопровождают модниц с прической наподобие крыльев бабочки, с маленькими зонтиками персикового цвета. Продавец апельсинов или итальянской салами бродит среди столиков, за которыми восседают гуляки. Есть еще одно весьма изысканное место для прогулок — это сад между Домом для игры в мяч и дворцовыми конюшнями, где стройные ряды тополей окружают храм в новогреческом вкусе. Столь же стройными и сомкнутыми рядами маршируют перед казармами гренадеры в белых мундирах. Мода хочет, чтобы по утрам отправлялись в Аугартен; согласно требованиям хорошего тона, по вечерам надлежит гулять вокруг музыкального павильона, на укреплениях, на Террасе императрицы. Поляки, боснийцы, турки в национальных одеждах вносят оттенок экзотики в эту панораму, созданную для увеселения общества и любовных интриг. Порой в отдалении слышится цыганский напев, дикий, страстный, тоскливый.