Федор Грачев - Записки военного врача Страница 15

Пальмы и кактусы поместили в шестое медицинское отделение.

Кроме растений шефы принесли шесть патефонов, узкопленочный киноаппарат и несколько фильмов.

Шло время. В госпитале блокированного города стал ощущаться недостаток медикаментов.

На врачебной конференции вспомнили о целебных средствах народной медицины, известных еще в древности. Достали литературу, где говорится, что применение сока дикорастущего растения алоэ благоприятно действует на процесс заживления, например, язв туберкулезного характера.

В ботаническом саду университета удалось раздобыть зеленые мясистые листья алоэ. После промывания их водой, высушивания стерильными салфетками и протирания спиртом снималась кожица листьев. Студенистая мякоть разрезалась на мелкие кусочки, и отжимался густой сок растения.

Двукратное наложение повязки, смоченной соком алоэ, уже давало хороший результат: рана почти очищалась. При следующих перевязках поверхность раны становилась меньше. Но запасы алоэ быстро исчезли. Тогда выручила хвоя. Свежие иглы после предварительной обработки растирались в стерильных ступках. Кашицеобразная масса накладывалась непосредственно на рану с марлевой прокладкой. Раны хорошо заживали.

Каждый новый день блокады таил в себе новые трудности. В один из таких дней мы поняли, что к нам подкралась новая беда: иссякает запас перевязочного материала, которого много расходовалось на гипсовые повязки. Тысячи метров бинтов и марли, пропитанных гипсом, выбрасывались на свалку. Кто-то предложил восстанавливать эти бинты и марлю. Но как? Стали советоваться с химиками университета. Они обещали подумать. Подумать, когда время не терпит! И, как это часто бывает, решение пришло оттуда, откуда его не ожидали.

На врачебной научно-практической конференции госпиталя с ошеломляющим предложением выступили начальник второго отделения Маргарита Захаровна Чинчарадзе и начальник седьмого отделения Валентина Николаевна Горохова. Они, кажется, нашли способ восстановления бинтов и марли после гипсования. Надо только еще раз все тщательно проверить.

Их предложение нашло сторонников, но еще больше скептиков: бинты после гипса? Где это видано? Ни в учебнике, ни в практическом руководстве этого не найдешь! Просто курам на смех!

Но Чинчарадзе и Горохову решительно поддержал Ягунов:

— Такая инициатива заслуживает одобрения. Мы должны повседневно решать вопросы не только лечебного, но и организационного характера. Что это означает? Активно докапываться, изыскивать наиболее доступные методы и способы для скорейшего восстановления здоровья раненых. Это сегодня — главное!

Чинчарадзе и Горохова настойчиво бились над своей идеей и вскоре на очередной врачебной конференции доложили об успехе своих поисков.

Предложенный ими способ заключался в следующем. Прогипсованный перевязочный материал на сутки замачивался в пятипроцентном солевом растворе. Подвергнутый такой обработке размоченный гипс отделялся. Освобожденные от гипса бинты и марля очень легко расслаивались. Их стирали, а потом стерилизовали.

Бросовые, казалось никуда не годные, бинты и марля вновь пошли в дело. Они мало чем отличались от новых.

Такой способ, простой, быстрый и дешевый, дал возможность экономить перевязочный материал не только нашему госпиталю. Фронтовой эвакопункт издал специальную инструкцию, обязывающую все госпитали использовать по нашему способу перевязочный материал из-под гипса.

Вследствие продолжительных воздушных тревог жизнь госпиталя все чаще перемещалась в бомбоубежище. Раненые подолгу оставались здесь на нарах, спали. Здесь, в подвале, делались врачебные обходы. Сюда же приносили пищу. В бомбоубежище наши шефы читали лекции, выступали с докладами. Надо сказать, что каждое из десяти медицинских отделений имело своего шефа в университете. Шефом восьмого отделения был физико-математический факультет университета.

Вспоминается такой эпизод.

В один из дней октября город бомбили. Гул самолетов. Залпы зениток. Слышим глухие удары, от которых содрогается здание.

А в бомбоубежище своеобразная перекличка. Ее проводит Скридулий, назначенный недавно начальником клуба.

— «Народ, разгромивший Наполеона, разгромит и Гитлера»?

— Я, — отзывается профессор Молок.

— В пятый отсек. «Партизанская война в тылу врага»?

— Есть! — отзывается профессор Корнатовский.

— В седьмой отсек. «Судьба гитлеровской империи в зеркале истории»?

— Я здесь, товарищ Скридулий, — слышен голос профессора Гуковского.

— Вам в четвертый отсек. «Фашизм — лютый враг человечества»?

— Есть! — отвечает очередной докладчик.

— Вам в третий отсек. «Когда и как мы били немцев»?

— И ныне, и присно, и во веки веков! — отозвался профессор Мавродин.

— Вам, Владимир Васильевич, во второй отсек…

Напоминаю, пишется это не только по записям, но и по памяти. Может быть, некоторые темы или фамилия докладчика не совсем точны.

Профессор Мавродин и доцент Геронтий Валентинович Ефимов, заведующий кафедрой истории Востока, жили в первом этаже нашего госпиталя, в библиотеке исторического факультета. Профессор Мавродин писал статьи о героическом прошлом русского народа, говоря о неизбежности разгрома фашистов. Владимир Васильевич часто читал лекции в воинских частях и госпиталях. Геронтий Валентинович выступал главным образом по вопросам текущей политики и международного положения.

Виктор Соловей

рожит месяц. Госпиталь набирает силы. Здание обжито и освоено.

Будучи на казарменном положении, мы жили все это время бок о бок и малость познали друг друга — кто есть кто. Почувствовали взаимопонимание. Верно, у каждого свой характер, но у всех одно общее — готовность в любую минуту сделать все возможное для раненых.

Двадцать первого октября шел очередной прием раненых. Около носилок хлопотала невысокая женщина — опытный хирург седьмого отделения Евгения Львовна Соловей. Ее сын, восьмилетний Витя, жил за шкафами в коридоре отделения. От мужа, находившегося на фронте, она не получала никаких вестей. Но у Евгении Львовны еще теплилась надежда. И все окружающие поддерживали это чувство, оберегая ее от мрачных предположений, тем более что она готовилась вновь стать матерью. Собственно, Евгении Львовне вовсе не полагалось находиться на работе — ей был предоставлен отпуск по беременности. Однако она продолжала работать. И вот во время приема раненых начался массированный обстрел района. Совсем рядом — оглушительный разрыв снаряда. Здание качнуло так, что с потолка обрушилась штукатурка. В приемном покое вылетели стекла. Запахло не то серой, не то жженой резиной.