Светлана Алексиевич - Цинковые мальчики Страница 15

6. Книга С. Алексиевич "Цинковые мальчики" целиком отвечает уже названному выше жанру документальной литературы. Достоверность и художественность присутствуют в ней в пропорциях, позволяющих отнести названное произведение к художественной позе, а не к журналистике. И, к слову сказать, предшествующие книги этого автора ("У войны не женское лицо", "Последние свидетели") исследователи относят к документальной литературе.

7. В литературе, современной автору, очерчены определенные границы этики, если достоверная передача рассказа героя, его правдивое свидетельство о событиях, оценка которых еще не получила надлежащего признания в обществе, могут обернуться нежелательными результатами не только для автора, но и для героя. В таком случае автор, несомненно, имеет право на изменение фамилий и имен героев. И даже тогда, когда герою ничего не угрожает и политическая конъюнктура складывается в пользу книги, авторы нередко пользуются этим приемом. В фамилии главного героя "Повести о настоящем человеке" Мересьев писатель Б. Полевой заменил всего только одну букву, но сразу же возник эффект художественности: читатель уже понимал, что речь идет не об одном конкретном человеке, а о типичном явлении в советском обществе. Таких примеров сознательного изменения имени и фамилии героев в истории литературы множество.

8. Судебные процессы, подобные тому, который идет над С. Алексиевич, автором книги "Цинковые мальчики", имеют еще, к сожалению, место в мире. Судебному преследованию в послевоенной Англии подвергался Дж. Оруэлл, автор знаменитой "антиутопии" под названием "1984", которого обвинили в клевете на государственное устройство. Сегодня известно, что темой этой книги был тоталитаризм в том варианте, что возник в 20-м столетии. Смертный приговор в наши дни вынесен в Иране писателю С. Рушди за книгу, в которой якобы в издевательском тоне говорится об исламе: прогрессивная мировая общественность оценила этот акт как нарушение права на свободу творчества и как проявление нецивилизованности. В клевете на Советскую Армию еще недавно упрекали писателя В. Быкова: многие опубликованные в печати письма от ветеранов-псевдопатриотов звучали как суровый общественный приговор писателю, который первым осмелился сказать вслух правду о прошлом. И, увы, история повторяется. Наше общество, провозгласившее строительство правового государства, пока что осваивает лишь азы самых главных прав человека, подменяя часто дух закона его буквой, забывая о моральной стороне всякого судебного дела. Право на защиту собственного достоинства, которое, по мнению истцов, была нарушено С. Алексиевич газетной публикацией отрывка из книги, не должно пониматься как право сегодня говорить автору книги одно, а завтра, в соответствии с изменением настроения или политической конъюнктуры, что-то совсем обратное. Появляется вопрос. Когда был искренен "герой" книги: тогда, когда дал согласие поделиться с С. Алексиевич своими воспоминаниями о войне в Афганистане, или тогда, когда под нажимом товарищей по оружию решил отстаивать корпоративные интересы определенной группы людей? И имеет ли он в таком случае моральное право на судебное преследование писательницы, которой в свое время доверился, зная, что его исповедь будет опубликована? Факты, сообщенные истцом автору или опубликованные в газете, не выглядят одиночными и случайными, он подтверждаются в книге другими аналогичными фактами, ставшими известными автору из рассказов других свидетелей тех же событий. Разве это не дает основание думать, что "герой" был искренен в тот момент, когда записывался устный рассказ, а не тогда, когда он отказывался от своих слов? И еще важный аспект: если нет свидетелей разговора автора с "героем" и когда отсутствует другие доказательства правоты одной или второй стороны судебного процесса, возникает необходимость в перепроверке вех подобных фактов, приводимых автором в своей книге, что можно было бы сделать на своеобразном "нюрнбергском процессе", в котором бы приняли участие десятки и тысячи свидетелей войны в Афганистане. В противном случае существует опасность утонуть в бесконечных судебных разбирательствах. где пришлось бы доказывать чуть ли не каждое сказанное героями книги слово, а это уже абсурд. Поэтому обращение Белорусского ПЭН-центра в Институт литературы АНЮ с просьбой сделать независимую литературную экспертизу опубликованного в "Комсомольской правде" отрывка из документальной книги С. Алексиевич "Цинковые мальчики" представляется в данной ситуации естественным и, может, даже единственно возможным способом решить конфликт.

Директор Института имени Я. Купалы

Академии наук Беларуси,

член-корреспондент АНБ Коваленко В.А.

Старший научный сотрудник

Института литературы,

кандидат филологических наук Тычина М.А.

27 января 1994 г.

И еще один эпилог, он же пролог

...Тягостно мне писать о нас - о тех, кто сидел в зале суда. В последней своей книге "Зачарованные смертью" Светлана Алексиевич пишет: "А кто - мы? Мы - люди войны. Мы или воевали. или готовились к войне. Мы никогда не жили иначе".

Мы воевали... Вот словно специально рассевшиеся за спиной писательницы женщины тихо, чтобы не слышал судья, но внятно для Светланы Алексиевич состязаются в оскорблениях ее. Матери! Эпитеты таковы, что повторить их не могу... Вот И. Галовнева в перерыве подходит к пришедшему вступиться за писательницу отцу Василию Радомысльскому: "Не стыдно вам, батюшка, продались за деньги!" "Тьма! Дьявол!" - раздается из публики, и уже тянутся негодующие руки, чтобы сорвать с его груди крест. "Это вы - мне? Мне, который отпевал ваших сыновей по ночам, потому что вы говорили, что иначе не получите триста рублей обещанной помощи", - потрясенно вопрошает священник. "Зачем пришел? Дьявола защищать?" - "Молитесь за себя и за детей своих. Нет покаяния, нет утешения". - "Мы ни в чем не виноваты... Мы ничего не знали..." - "Вы были слепы. А когда открыли глаза свои, то увидели только труп своего сына. Кайтесь..." - "Что нам до афганских матерей... Мы своих детей потеряли..."

Впрочем, не осталась в долгу и другая сторона. "Ваши сыновья убивали в Афганистане невинных! Они - преступники! Ну и что, что приказ?" - кричит матерям какой-то мужчина. "Вы предаете детей своих во второй раз..." неистовствует другой.

А ты? А мы - не выполняли приказ? Приказ - молчать? Мы не тянули на собраниях вверх "одобряющие" руки? Я спрашиваю: нам всем нужен суд? Не тот суд - другой, о котором говорил на суде председатель Белорусской Лиги прав человека Е. Новиков; когда мы все - мы, молчавшие, матери наших погибших солдат, ветераны этой войны и матери погибших афганцев - сядем вместе и просто посмотрим друг другу в глаза?