Михаил Водопьянов - Валерий Чкалов Страница 15

Знакомство с Ольгой Ореховой пробудило в Чкалове новую энергию, и он с еще большей настойчивостью продолжал свои творческие поиски. Изучив до мельчайших деталей свой самолет, Валерий испытывал его в самых необычайных положениях. Мастерство и железное здоровье давали ему возможность резко выходить из пикирования и набирать высоту в перевернутом полете. В такие минуты его сильно прижимало к сидению или, наоборот, толкало вон из кабины.

Подобной фигуры не было не только в учебной программе истребительной эскадрильи, – ее не существовало и в арсенале высшего пилотажа. Чкалов первым доказал на практике возможность подобных эволюций и для машины и для пилота. Тренируясь в учебные часы, он ставил свой самолет в небывалые положения, а потом обосновывал эти положения теоретически. Так рождались новые фигуры высшего пилотажа.

Летчики восторженно встречали каждое достижение Чкалова. Но тогда чкаловекие фигуры высшего пилотажа еще входили в рубрику «неуставных полетов».

Попрежнему с отеческой строгостью и порой с излишней осторожностью относился к воздушным опытам Чкалова командир эскадрильи И. П. Антошин. Но нетерпим он бывал только в тех случаях, когда риск не оправдывался необходимостью, а сам полет не представлял ценности для боевой подготовки.

До глубины души возмутился командир эскадрильи, узнав, что Чкалов почти два часа подряд делал мертвые петли.

– К чему такой трюк? – гневно спрашивал он. – В каком это воздушном бою придется так петлять?!

Его возмущение только усилилось, когда виновник чистосердечно признался:

– Товарищ командир! Это полет на пари. Поспорил с летчиком Козыревым, что сделаю подряд пятьдесят мертвых петель. А потом вошел во вкус и сделал больше.

С Ольгой был особый разговор. Валерий уже привык делиться с ней своими сокровенными мыслями. И в этот раз, отсидев несколько суток на гауптвахте, он явился к Ольге с повинной головой. Девушка узнала и насчет пари с товарищем и о том, в чем он не покаялся Антошину, – о желании Валерия показать свое мастерство гостившей в Ленинграде сестре Анне.

Валерий не щадил себя. Он признался, что иногда его тянет в полет ради полета. Но он старается не поддаваться соблазну. Несколько десятков мертвых петель – самое большое его прегрешение. Наказали его справедливо. Но почему ему запрещают совершенствовать тактику воздушного боя?

И Валерий повторял Ольге то, что постоянно твердил командиру:

– В воздушном бою летчику приходится прижиматься к самой земле и делать фигуры. Если не научишься этому в мирное время, на войне враг тебя убьет. А мы не хотим умирать, мы хотим побеждать!

Более года прошло с тех пор, как Чкалов познакомился с Ольгой Ореховой. Обычно резкий и даже грубоватый в проявлении чувств, он относился к своей невесте с бережной, хотя не совсем умелой нежностью. Был такой случай: в цветочном магазине он купил для Ольги большой красивый букет. Итти с ним по улице Валерию показалось неудобным, и он старательно прятал букет под шинелью. А когда вынул, – на поломанных стеблях вместо пышных и свежих цветов болтались только жалкие, помятые их остатки.

– Если б ты только видела, Лёлик, какие они были чудесные! – растерянно повторял он смеющейся девушке.

Хотя Валерий и не умел обращаться с цветами, он их все-таки очень и очень любил.

Помимо своей родной авиации, он любил также поэзию, живопись, музыку.

Он подолгу не отпускал Ольгу от пианино. Она играла все, что приходило ей в голову: «Лунную сонату» Бетховена, романсы Глинки и Чайковского. А Валерий сидел прямо и неподвижно, сильный, плечистый, с литыми мускулами, проступавшими через тонкую гимнастерку. Голова его была откинута назад. Резкие черты смягчала задумчивость.

– Хорошо! – говорил он Ольге, когда она решительно закрывала крышку пианино. – Слушаю, и кажется мне, что каждая клеточка моего тела поет.

И все же, о чем бы они ни беседовали – о музыке, о новых книгах, о спектакле, который видели накануне, – разговор в конце концов сводился к авиации. Авиационные перспективы были увлекательны, и Валерий говорил о них страстно.

Однажды он ворвался в квартиру Ореховых.

– Ты только послушай, Лёлик! – крикнул он, даже забыв поздороваться. – Климент Ефремович Ворошилов заявил, что за последние шесть лет Советский Союз умножил количество самолетов в четыре раза. Значит, скоро мы будем летать только на своих, отечественных машинах!

Ольга заставила Валерия снять шинель и пройти в комнату. Однако он не успокоился до тех пор, пока не прочел торжественно вслух выдержку из речи К. Е. Ворошилова, произнесенной им 23 февраля 1926 года, в День Красной Армии:

«Наши летуны, наши академики-специалисты, весь летный состав достигли таких пределов своей специализации и подготовки, что мы сейчас смело взираем будущему в глаза…»

– «Смело взираем будущему в глаза». Чувствуешь, Лёлик? – Валерий крепко сжал руки девушки. – Теперь я добьюсь своего!

И он добивался. Ходил на бреющем полете у самой земли, проделывал на малой высоте фигуры высшего пилотажа, стрелял без промаха при самых невероятных положениях: и вниз головой и на боку.

Созданные им новые фигуры – замедленная «бочка», выход из пикирования и набор высоты в перевернутом полете, восходящий штопор – поражали точностью и красотой рисунка.

Чкалов охотно делился своим опытом с другими летчиками.

Он готов был сделать все для усиления могущества советской воздушной армии. Так в Ленинградской истребительной эскадрилье зародилась чкаловская школа советского летного искусства.

15 апреля 1926 года в деревне Сализи, недалеко от Гатчины, опустился дирижабль «Норгэ». Летела на Северный полюс экспедиция норвежского полярного исследователя Руаля Амундсена.

Зарубежных гостей встретили советские воздухоплаватели. Дирижабль искусно ввели в помещение для стоянки воздушных шаров – эллинг, и он находился там в течение трех недель. За это время его внимательно осмотрели, проверили моторы, пополнили запасы горючего и водорода. Геофизическая лаборатория организовала для экспедиции метеорологическую службу.

5 мая Амундсен отправился в дальнейший путь на Шпицберген. Тысячи ленинградцев провожали глазами дирижабль, когда он, пролетев совсем низко мимо Исаакиевского собора, взял курс на север.

Среди зрителей был и Валерий Чкалов. Он успел побывать в Сализи и вернулся оттуда неразговорчивый, неспокойный.

– Уж не задумал ли ты, Валерий, слетать в Арктику? – подшучивали товарищи. – Мы ведь истребители. Нам на Северном полюсе делать нечего.

– Неверно, – возразил Чкалов. – Наша авиация – как песня раздольная, и петь ее надо полным голосом. Кто знает, может, и я слетаю туда, где еще никто не бывал!