Владимир Шигин - Адмирал Нахимов Страница 15

В командование «Императрицей Марией» вступил старший офицер капитан-лейтенант Коцебу.

Почти одновременно одному из флаг-офицеров Нахимова мичману Костыреву оторвало осколком гранаты два пальца на левой руке; кроме него, ранено было еще два молодых офицера и человек шестьдесят матросов. Шестнадцать матросов оказалось убито.

Нахимов подозвал к себе старшего из своих адъютантов Острено.

– Вот что, Феофан Христофорович, Барановский ранен, и, в случае моей смерти или ранения, заканчивать сражение придется тебе! С замыслами моими ты знаком, потому и карты в руки!

«Я передал ему, – писал впоследствии Нахимов, – мой план сражения, и он бы довел его до конца, если б меня не стало».

Помимо Острено рядом с Нахимовым неотлучно флаг-штурман эскадры капитан корпуса флотских штурманов Иван Некрасов и старший артиллерийский офицер эскадры капитан корпуса корабельной артиллерии Яков Морозов – они глаза и уши командующего. Относительно капитана Некрасова Нахимов напишет в представлении на награду следующее: «Во время боя оказал примерную храбрость и мужество и под сильными неприятельскими выстрелами завез верп как нельзя было лучше желать».

А раненых и убитых становилось все больше. Вот потащили в лазарет находившегося у флага прапорщика Павла Плонского, которому ядром оторвало руку. Из окровавленной культи ручьем лилась кровь. В аффекте Полонский пытался вырваться из рук санитаров и куда-то бежать.

– Быстрее тащите в лазарет! – кричали санитарам матросы. – А то кровью изойдет!

Нахимов со зрительной трубой под мышкой, прохаживался по шканцам, наблюдая, как работают артиллеристы. Многих из них, те, кто были старослужащими, Нахимов давно знал. Вот распоряжаются у своих пушек неразлучные друзья Григорий Савин и Алексей Самотаев. У дома и семьи в матросской слободке «Бомборы», что на Корабельной стороне. Вот Артемий Попов пьяница и матерщинник, но канонир от Бога. На нижних деках сейчас наводят орудия и палят бывшие сослуживцы еще по «Силистрии» Иван Кондратьев, Петр Верещагин и Василий Стрельников.

Свой бой «Императрица Мария», завершила в 14 часов пополудни, когда перед ней больше не было достойных целей.

Матросы лили на обжигающе-горячие орудийные стволы воду с уксусом. Стволы шипели, как гигантские змеи. Здесь же прямо у пушек садились на палубу и вытирали черные от гари лбы:

– Хосподи, неужели уже все кончено!

Левую колонну вел за собой в бой «Париж» под флагом младшего флагмана. Контр-адмирал Новосильский был личностью на флоте Черноморском известной и всеми почитаемой. Когда-то старшим офицером под началом Казарского, он дрался он на героическом бриге «Меркурий», за что получил орден, чин и пистолет в фамильный герб, затем спустя несколько лет тем же бригом и командовал. Водил эскадры, командовал дивизией и вот теперь он ведет за собой колонну боевых кораблей в главное морское сражение своей жизни.

Рядом с высоким и худым Новосильским, командир «Парижа» крепко сбитый и курносый Истомин. Командир «Парижа» еще мичманом прошел Наварин, а затем всю жизнь считался одним из любимейших учеников адмирала Лазарева. «Парижем» он командует уже четыре года с момента спуска корабля на воду, а потому и корабль и команду знает, да и в себе уверен.

Уверенность командира передается и остальным. На шканцах «Парижа» царит полная тишина, а если кто и говорит то только вполголоса. Громко подаются лишь общекорабельные команды. Так заведено на «Париже» с первого дня, так происходит и сейчас в бою.

Старший офицер «Парижа» Павел Перелешин время от времени поглядывал на окутанный уже первыми пороховыми клубами «Великий князь Константин». Где-то там, среди вспышек орудий сейчас сражался его старший брат Михаил, в такой же должности старшего офицера и в таком же чине капитан-лейтенанта. Братья представители старого морского рода. Шутка ли, но одновременно на флоте в ту пору служило России сразу пять братьев Перелешиных! Мало этого, на «Париже» при Павле еще и племянник Николай – 16-летний юнкер, пусть обвыкает!

За «Парижем» грузно ворочал в бухту «Три Святителя», коневым мателотом в колонне «Ростислав».

Корабли второй колонны нашей эскадры противостояли правому флангу турецкой боевой линии. Едва головной «Париж» вышел на дистанцию огня, Новосильский повернулся к Истомину:

– Владимир Иванович пора!

– По местам! – кричали, срывая голоса, батарейные офицеры. – Жай!

Заряжающие ловко засовывали в разгоряченные стволы пороховые картузы, быстро принимают от подавальщиков ядра. Секунда и черные шары тоже исчезли в пушечных жерлах, затем туда же досылаются в два удара прибойниками и пыжи. Пушки разом накатываются в порты.

– Готово! – кричит прислуга.

– Пальба по порядку номеров! – несется откуда-то сверху сквозь клубы пороховой гари.

– Пали! – кричат батарейные офицеры и линейный корабль сотрясается от одновременного залпа десятков орудий.

«Париж» открыл огонь сразу же после «Марии», поражая турецкий корвет «Гюли-Сефид», фрегат «Дамиад» и центральную береговую батарею № 5. Первый залп был самым сокрушительным и страшным. Матрос Антон Майстренко вспоминал: «Он («Париж») как подтянулся, залпом как дал (60 орудий сразу), так батарею и разбил – только пыль пошла. Она, батарея, стояла как бы над самой водой, а тут в море и повалилась со всем запасом».

Одновременно «Париж» встал и на шпринг, на что ему потребовалось всего 4,5 минуты – результат недоступный большинству даже на ученьях!

На первый взгляд правое крыло турецкой эскадры, состоящее из трех фрегатов и корвета под общим началом Гуссейна-паши, выглядело несколько слабее левого, но его поддерживали весьма мощные батареи № 5 и № 6. В то время как «Париж» вел перестрелку с корветом «Гюли-Сефид» и отражал яростный огонь фрегатов «Дамиада» и «Низамиэ», его задний мателот корабль «Три Святителя» сошелся в поединке с фрегатом «Каиди-Зефер». На долю же «Ростислава», помимо корвета «Фейзи-Меабуд» пришлась и батарея № 6.

Орудия правого борта «Парижа» работали безостановочно. Позднее будет подсчитано, что «Париж» выбросил бомб больше, чем любой другой корабль – 7011. Не мудрено, что через полчаса после начала сражения турецкий корвет «Гюли-Сефид», стоявший рядом с фрегатом Османа-паши и оказывавший ему огневую поддержку против флагманского корабля Нахимова, был уже сильно избит русскими снарядами, потерял фок-мачту и несколько орудий. Командир корвета Сали-бей оставил свой корабль и предпочел спастись бегством. Вскоре на корвете возник пожар, и огонь стал постепенно добираться до крюйт-камеры. Наконец, в 1 час 15 минут пополудни раздался сильный взрыв и «Гюлн-Сефид» взлетел на воздух. Уничтожив неприятельский корвет. Истомин оказал непосредственную поддержку своему флагманскому кораблю.