Дмитрий Несветов - Кончина СССР. Что это было? Страница 15

Подъезжаем. Перед въездом на территорию резиденции стоят Дмитрий Тимофеевич Язов[22], Владимир Александрович Крючков[23]… Подошел, поздоровался с ними. Говорю: «А где Михаил Сергеевич?» Они говорят: «Там». – «А вы чего здесь стоите?» Говорят: «Дал команду нас не пускать», – что значит «не пускать»? Это же твои товарищи, твоя команда. Ты же в марте сам с ними создавал ГКЧП, и вы все это оговаривали, а теперь не пускаешь?! Я захожу на территорию, встречает меня начальник службы безопасности. Я говорю: «Михаил Сергеевич арестован?» Он говорит: «Кто его арестовывал? Он там находится в резиденции». Опять шок.

Захожу в здание, в холле никого нет. Смотрю, телефон стоит. Снимаю трубку телефона – работает. Я говорю: «Девушка, соедините меня с Борисом Николаевичем Ельциным». Она меня соединяет, я ему докладываю: «Прибыл на место».

Ну к этому моменту связь уже подключили, Ельцин успел переговорить с Горбачевым, когда вы были в воздухе, по крайней мере по свидетельствам других очевидцев и в соответствии с той частью хроники августовских событий, которая считается общепризнанной.

Да. Я захожу и вижу: Михаил Сергеевич небритый, в пуловере бежевого цвета: «Вот, понимаешь, Александр, видишь, что происходит… Вот меня тут… Вот я тут пленки… Нашел старую “Спидолу ” на чердаке, прослушивал эфир». А я про себя думаю: год назад сдано в эксплуатацию здание, какая там может быть старая «Спидола» на чердаке? Ну и все это не что иное, как актерство… Когда человек арестован и у него, скажем образно, связаны руки, у него совершенно другое поведение. Стою в холле, смотрю – сверху спускается Раиса Максимовна (супруга М. С. Горбачева. – Д. Н.) и плачет. «Я думала, вы приехали нас арестовывать». Я говорю: «Раиса Максимовна, какое там “арестовывать”? Мы прилетели за вами, забрать вас в Москву».

То есть у вас, как я понял, сложилось представление, что изоляция была не вполне изоляцией, заточение – не совсем заточением. Из официальных материалов на эту тему я наткнулся только на два официальных свидетельства, которые были сделаны под протокол. Это свидетельства в ту пору министра обороны РСФСР генерала Константина Кобеца и человека, которого вы только что упоминали, начальника охраны резиденции президента Вячеслава Генералова. Они подтверждают, что связь с резиденцией в Форосе, с так называемым объектом «Заря», была, по крайней мере она не была отключена полностью.

И мне очень важно было услышать ваше свидетельство как прямого очевидца, летавшего за Горбачевым на этот самый объект «Заря». Правильно ли я понимаю, что, на ваш взгляд, это было не вполне заточение?

Я вам рассказал все поэтапно. Если это заточение… Существуют тысячи способов не дать приземлиться самолету – это раз. Второе: по пути следования от аэродрома до резиденции можно было убрать эту нашу группу, и никто бы не вякнул. Спецслужбы, вы знаете, у нас всегда имели достаточно высокий уровень подготовки. Дальше – в самой резиденции обстановка была абсолютно спокойная. У ворот стояли министр обороны, Председатель Комитета госбезопасности. Это властные люди: стоило бы им отдать приказ – он был бы немедленно выполнен.

Не было никакого ареста. Еще раз вам говорю: такой характер у человека – он просто самоустранился и смотрел со стороны, куда выведет кривая. Если побеждает ГКЧП, он на белом коне и начинает уже не перестройку, а закручивание гаек. Если ГКЧП проваливается… он тоже при деле, все же президент СССР.

… он в тогах пленника и мученика. Понятно…

Мученик. «Вот видите, что эти негодяи совершили? Это они. А я-то тут при чем?» Вот такими способами он все время пытался удержаться у власти. Если мы, допустим, с вами приняли решение о реализации какой-то идеи и вы на полпути спрыгиваете, разве это нормально? Это не нормально, не по-товарищески.

1 октября 1990 года Верховный Совет СССР принимает постановление об образовании подготовительного комитета по разработке нового Союзного договора.

Вместо того чтобы активно включиться в работу, подготовить и подписать договор, Горбачев пускает все на самотек, а в день подписания договора исчезает в Форосе.

Я знаю, вы были активным, горячим и убежденным противником заключенных 8 декабря 1991 года Беловежских соглашений и даже выступали по этому поводу перед Верховным Советом РСФСР и призывали депутатов не ратифицировать соглашения.

Как вы все-таки полагаете, можно ли было тогда, в 1990–1991 гг., какими-нибудь силовыми, управленческими, экономическими и прочими волшебными силами, средствами, возможностями удержать СССР от распада? Тот СССР, в том его увечном состоянии начала 1990-х?

В Конституции советского периода и даже демократического периода верховная власть в стране принадлежит народу. 17 марта 1991 года народ говорит «да» Советскому Союзу, Советский Союз сохранить. Что еще нужно президенту, если народ проголосовал за сохранение страны?

Но после этого было полтора десятка референдумов в республиках с противоположными результатами, да и сам этот лукавый мартовский референдум…

А это уже подтасовки. В это я не верю. А 8 декабря 1991 года руководители трех республик, которых никто не уполномочивал, подписывают соглашение об упразднении СССР. И кому первому они докладывают, что Советского Союза больше нет? Президенту США. Как квалифицировать действие этой тройки? Однозначно: преступление и предательство.

Я вам расскажу, как это было. По протоколу вице-президент обязан провожать убывающего в командировку президента. В тот день с Ельциным улетали Козырев, Гайдар, Бурбулис, Шахрай. Когда я спросил у Ельцина, какова цель визита в Белоруссию, он ответил: подписать договор об экономическом сотрудничестве. Как оказалось впоследствии, президент меня просто обманул. Представьте мою реакцию, когда я узнал, что подписано соглашение и Советского Союза больше нет! Прилетает Борис Николаевич, я его встречаю (по протоколу положено). «Александр Владимирович, ты не обижайся, ты понимаешь, надо было это сделать, потому что сам же видишь». Я говорю: «Борис Николаевич, вы меня извините, но вы, видимо, не присягали на верность и служение родине, а я присягал Советскому Союзу и народу. И присяга принимается человеком один раз в жизни и отмене не подлежит. Теперь что получается? У меня просто отобрали родину, которой я присягал. И по этому поводу у меня есть свое мнение».