Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг Страница 15

Но, несмотря на всеобщее осуждение, некоторые женщины из правительства встали на мою защиту. Их поддержка тронула меня до глубины души. Одна из них, Ямина Бенгиги, даже сообщила мне, что в предместьях я стала символом свободы. Молодые девушки одобряют меня за то, что я отринула “закон послушания”. Для меня это неожиданность, но когда я наконец осмелилась выйти на улицу, то и в самом деле смогла убедиться в симпатии и поддержке, которую мне выражали многие девушки и женщины разной этнической принадлежности.

Через два-три дня после “скандала” у меня был запланирован обед с Наджат Валло-Белькасем, министром по правам женщин. Я была уверена, что она отменит нашу встречу из дружеских чувств к Сеголен Руаяль. Но нет, приглашение осталось в силе. И за это я опять-таки ей благодарна. Естественно, в начале беседы сразу всплывает вопрос о твите. Я выражаю свои сожаления. Но ее интересует совсем не это:

– Меня поразило твое медийное влияние. И вот я подумала, что мы могли бы замечательно сотрудничать в некоторых акциях.

Я недоумеваю. Прекрасно обошлась бы без этого “медийного влияния”, без обложек таблоидов, которые изображают меня злобной ревнивой ведьмой. Но в то же время я тронута тем, как храбро она демонстрирует солидарность со мной.

– Какие акции ты имеешь в виду?

– Ну, мы могли бы, например, ночью пойти вместе на встречу с проститутками в Булонский лес.

Услышав это, я обомлела. Мне известно, что она намерена бороться с проституцией, это одно из многих направлений ее деятельности. Но на сей раз я струхнула:

– Знаешь, я не уверена, что это будет уместно в нынешних обстоятельствах. Мне бы подошли сейчас более пристойные занятия.

Однако ее слова о “медийном влиянии”, которое ее так поразило, запали мне в душу. Ее привлекает то, от чего я бегу с самого начала моего знакомства с Франсуа, то, от чего никак не могу избавиться.

Все еще не решаюсь отправиться в свой официальный кабинет, не хочу показываться в Елисейском дворце. Сознательно избегаю общения с советниками, кожей чувствуя их враждебность. Правда, трое из них тайком признались мне, что понимают мои мотивы, что президент был неправ, обнародовав свое коммюнике в поддержку Сеголен Руаяль. Они даже считают, что я послужила ему громоотводом. Не будь моего твита, громы и молнии прессы обрушились бы на него самого, поскольку он поддержал свою бывшую сожительницу. Некоторые авторы первых полос подчеркивают этот факт, но таких единицы.

Тогда, в июне 2012-го, врачи рекомендовали мне пройти курс лечения анксиолитиками, чтобы я смогла выдержать все нападки. Я отказалась. Никогда не прибегала к помощи антидепрессантов и не собираюсь начинать.

Конечно, тогда я воображала себя сильнее, чем на самом деле. Сегодня я думаю, что эта баталия должна была бы заставить меня сделать паузу. Позаботиться о своем здоровье, попробовать разобраться в том, как мы угодили в эти тиски и как из них вырваться. Но теперь я осталась одна, наедине со своими мыслями.

В выходные дни, во время моих многокилометровых велопробегов вокруг виллы “Ла-Лантерн”, я “размышляю о том, что меня толкнуло на эту ошибку в сто двадцать пять знаков. Во-первых, моя преданность Оливье Фалорни и возмущение двойной несправедливостью в отношении него. Но главное – невозможная политическая ситуация, которая неминуемо сложилась бы в результате избрания Сеголен Руаяль. Он, Франсуа Олланд, – в Елисейском дворце; она – председатель Национального собрания. Каждый на своем троне. Семья, разбитая по воле мужа, но склеенная властью, когда одна руководит Национальным собранием, принимающим законы, а другой проводит эти законы в жизнь. А где же было бы тогда мое место? Его и так трудно определить! Бомбу, которая взорвется у вас под ногами, без причины не бросают. Неловкость оправдывает далеко не всё.

Не могу узнать себя в том образе, который мне приписывают с начала этой истории. Я выгляжу женщиной, разрушившей “легендарную пару в политике”. Когда мы с Франсуа Олландом вступили в близкие отношения – девять лет назад! – у меня тоже был муж Дени, которого я любила, и трое маленьких детей.

У нас было все, что нужно для счастья – мирная семейная жизнь, большой дом в предместье, веселый пес (который умер, когда я писала эти строки). В газете мне предоставили свободные среды[11], чтобы я могла проводить больше времени со своими мальчиками. И я, которая не хотела повторять жизнь своей матери, в те времена пыталась подражать ей.

По средам я пекла к полднику блины или вафли. Мы гуляли в лесу: дети были еще в том возрасте, когда строят шалаши. Я обожала бегать по цветочным магазинам в поисках новых сортов для посадки. Мне нравилось копаться в земле, обрезать кусты. Я нетерпеливо ждала, когда придет весна, когда расцветет сирень, когда вишни наденут свой белый наряд. Как же я любила все это!

Я долго, очень долго сопротивлялась нашему взаимному притяжению. Но Франсуа был настойчив, и это он превратил нашу любовную дружбу в любовную страсть. Однако в конечном счете заплатить за эти отношения пришлось мне. Я рассталась с политической журналистикой. И теперь в глазах окружающих выгляжу коварной совратительницей, разрушившей и свой и чужой брак.

Нелегко переналаживать свою жизнь с мужчиной, у которого есть прошлое. Эта сложная ситуация знакома миллионам женщин, матерей семейств, где отца сменяет чужой человек. Однако присутствие Сеголен Руаяль в политическом пейзаже сделало эту ситуацию еще более тягостной для Франсуа и для меня.

Я понимаю, до какой степени это было трудно и для нее. На президентских выборах более шестнадцати миллионов французов дважды, с разрывом в пять лет, опускали в урны бюллетени за левых: в первый раз в 2007 году с ее именем, во второй в 2012-м с именем Франсуа. Это нештатная ситуация, уникальная в анналах политики. По крайней мере, до сегодняшнего дня: она может повториться, только если Хилари Клинтон выйдет на президентские выборы.

Мне вспоминается прогулка в саду Елисейского дворца, когда мы с Франсуа обсуждали кандидатуру Хилари.

– Вот была бы нелепица, если бы она стала кандидатом в президенты после своего мужа! – сказал он мне.

Я ошарашена:

– Хочу тебе напомнить, что ты был в том же положении после Сеголен Руаяль и что вы даже были соперниками на праймериз!

Но по убеждению Франсуа Олланда все, что дозволено ей и ему, не дозволяется никому другому. Он постоянно пребывает в этом убеждении.

Фактически в подсознании Франсуа и, конечно, также в моем пара – это она и он. Мать его детей – его официальная жена. А я – незаконная. И однако я люблю его так, как никогда никого не любила.