Фредерик Филипс - Формула успеха Страница 15

Там Антон и учился полтора года, начиная с сентября 1891 года. Столичная жизнь ему нравилась. Это был Амстердам девяностых, где домашний уют сочетался со стремительной модернизацией. В этом равновесии старого и нового интеллектуальные буржуа и коммерческий «средний класс» черпали дух жизнерадостной уверенности в будущем, и все, стар и млад, ликовали во время королевских выездов и веселились на празднествах, устраиваемых в амстердамском зоопарке, Вондел-парке, цирке Карре и в «зимнем саду» кафе «Краснопольский», иллюминированном сотнями ламп накаливания, о которых, помнил Антон, Жерар толковал с таким энтузиазмом.

Самым неприятным в амстердамской жизни было то, что приходилось учиться. Коммерческая школа предлагала все, кроме контакта с внешним миром. Но научишься ли торговле из книг? Ставя дела выше слов, Антон редко упускал возможность поупражнять свое дремлющее коммерческое дарование. Он скупал в порту у заезжих моряков горшки с имбирем, а потом сбывал эти красивые глиняные горшки с их съедобным содержимым друзьям и знакомым в Залтбоммеле — разумеется, не без разумного барыша.

Он нетерпеливо ждал момента, когда можно будет расправить крылья и применить свои знания на деле. Умственная деятельность имела для него смысл только тогда, когда переставала быть игрой и начиналась всерьез. Школа этого дать ему не могла.

Фредерик Филипс позволил убедить себя в том, что нет смысла заставлять сына оставаться в школе до получения диплома. У него хватало связей, чтобы пристроить парнишку к делу. Итак, в начале 1893 года Антон простился с Коммерческой школой (но не с приобретенными там друзьями) и стал бесплатно и с огромным энтузиазмом работать в амстердамской фирме биржевых посредников «Бирдет и Дрейвестейн».

Через год было решено продолжить его подготовку за границей. В 1894 году он прибыл в Лондон, чтобы познать все секреты профессии брокера.

Лондонская жизнь понравилась ему не меньше амстердамской. Он познакомился с голландцами, подобно ему самому, явившимися изучать английское коммерческое дело. Начальство позволяло ему бывать на Лондонской бирже, представлявшей собой зрелище еще более впечатляющее, чем амстердамская. Контора, в которой он работал, располагалась в самом сердце лондонского Сити — воплощение респектабельности поздневикторианского периода, основательности и мелочно-расчетливой, меркантильной морали, что в совокупности не могло не сказаться на формировании принципов личной деловой этики юного голландца.

В пресловутую деловую этику, выраженную принципом «уговор дороже денег» и политикой «честность окупается», пущено много иронических стрел. Соображения о личных интересах торговца как факторе коммерческой этики могут увести далеко, заслонив от нас значение коммерческой надежности в структуре общественной этики, которая должна править человеческими отношениями в обществе, если мы хотим избегнуть анархии. Идеального джентльмена, оживленного из состояния абстракции писательским даром, можно изучать по «Саге о Форсайтах» Голсуорси, в которой образ Сомса, при всей его ограниченности, воплощает собой достойную европейскую традицию. Можно заметить, кстати, что Антон Филипс, в свои зрелые лета, роман Голсуорси ставил высоко.

…Что, между тем, происходило в Эйндховене? Первый год жизни завода прошел за наладкой и экспериментами, и только в 1892 году было запущено производство. Фирма переживала все трудности роста. Капитал таял на глазах. В 1894 году ситуация усугубилась до такой степени, что Фредерик и Жерар Филипсы решились дело продать. Но единственное предложение, которое они получили, оказалось оскорбительно мало.

Фредерик настаивал на двадцати пяти тысячах гульденов — это приблизительно две тысячи фунтов, — а покупатель не давал больше 1900. Из-за сотни фунтов все застопорилось, и мой дед решил, что лучше уж все потеряет, чем согласится с такой, на его взгляд, несправедливо заниженной ценой.

За решением продолжать работу последовала реорганизация. С мастером-немцем, добившимся очень немногого, пришлось расстаться. С коммивояжером, практически не получавшим заказов, — тоже. Срочно требовался человек, который болел бы за коммерческие интересы фирмы.

Фредерик справился у сына в Лондоне, нет ли у него кого на примете. Антон сообщил ему несколько имен амстердамских брокеров, но все они оказались либо заняты, либо не испытывали желания зарыть себя в глухом провинциальном Эйндховене. Ничего не оставалось, как предложить эту работу Антону. Фредерик колебался просить сына о жертве, которая отвлечет его от избранной карьеры, заставив работать на заводе, судя по всему, обреченном на разорение. Кроме того, возникали сомнения, пойдет ли младший сын под начало старшего. Характер у Жерара был тяжелый; достанет ли ему такта?

В общем, решили собраться в Залтбоммеле, чтобы обсудить ситуацию. Когда Антон сообщил своим лондонским шефам, что, возможно, вернется в Голландию, ему, неоплачиваемому ученику, предложили отличное жалованье, если он решит остаться в фирме.

Переговоры, проведенные в Залтбоммеле в декабре 1894 года, привели к компромиссу. Антон заявил, что готов пройти полугодовой испытательный срок. Затем дела можно обсудить снова. Покидать Лондон было жалко. Но элемент приключения, который крылся в отцовском предложении, перевесил: сюжет заключался в том, чтобы спасти погибающую фирму и привести ее к процветанию.

Эйндховен 1895 года выглядел более деловым, чем Залтбоммел. На улочках вокруг неоготического собора Святой Катерины кипела торговая жизнь; по вторникам окрестные крестьяне съезжались на ярмарку. Кое-где на окраинах, а именно по берегам речки Доммел и ее притока Гендер, располагались мастерские и фабрики. Изначально преобладало текстильное производство. Позже разрослось табачное дело, производство сигар и коробок для них, прибавились спичечная фабрика и дубильня.

Недостатка в рабочих руках не было. Местное население состояло, в основном, из католиков. Уровень рождаемости был высок. Бедные, трудолюбивые, надежные люди, хотя и крестьяне по происхождению, не испытывали предубеждения к работе в промышленности. Заработки были низкие: в период, когда производство ламп накаливания требовало большого количества ручного труда, это было для формирующейся отрасли неплохо.

С самого начала Антон Филипс интересовался рабочим людом. Свойственные ему природная искренность и отзывчивость соответствовали брабантскому складу характера. Он любил людей. Те, с кем он начинал, не потеряли его привязанности даже тогда, когда фирма разрослась в очень сложный организм.