Алексей Мясников - Зона Страница 15

9. Есть выражение: божий перст. Я вижу его в генетической программе человека — в инстинктах. Что-то извне заставляет нас жить, мы словно выполняем чью-то волю. Даже когда становится совсем уж невмоготу, когда мы убиваем себя, мы делаем это трудно, наперекор инстинкту, в борьбе вырываем эту свою свободу. Природа нас заставляет жить! И в филогенезе и в онтогенезе жизнь стремится сохранить себя и делает все для выживания. Смысл биологической жизни — в самосохранении вида и индивида. В человеческом обществе, как и всюду в мире живого, существование вида и индивида взаимообусловлено. Когда под угрозой индивид, человек становится эгоистом, когда под угрозой вид — человек альтруист. Нет изначальной направленности человека на себя или общество, она устанавливается в зависимости от ситуации. Субъективный смысл самосохранения не придуман нами, а задан нам, не столько мы этого хотим, сколько чья-то воля, вложившая в нас этот инстинкт. Но зачем жить, если нет смысла в жизни? Чего домогается природа? Ведь дар самосохранения абсурден, ибо смысл его состоит в сохранении бессмыслицы. Это великое противоречие природы клещами рвет наши души и головы, как только мы обретаем понятие смысла, а потом не находим его. Абсолютная тщета существования и мощный инстинкт самосохранения — абсурд и логика едины! Быть игрушкой в руках абсурда незавидная доля. Кроме того, это трудная доля, ибо просто жить — трудно. Болезни, страдания довершают дело. И главное, все это не имеет совершенно никакого смысла. А люди живут и страдальцы плодятся. За что, за какие грехи это мучение, за что мы наказаны законом самосохранения? Жизнь воспринимается как покорность злой воле природы. Все мы — несчастные жертвы неудавшегося эксперимента. Что-то нас заставляет жить, страдать, да еще размножаться. И уже само сознание ярма, принуждения вызывает чувство протеста. Еще глупее подчиняться абсурду. Восстать! Убить себя и тем самым разрешить мучительное противоречие. В этом акте мы обретём и смысл и свободу. Есть, правда, другой путь — смирение. Христианское, буддийское, толстовское — какое там еще? Но это тупиковый момент человеческой эволюции. Тут мы оказываемся в одном ряду с пчелой, например, муравьем, тараканом.

10. Да, мы можем убить себя, но почему противится этому природа? И почему, несмотря на ее коварство, мы все же любим ее и желаем ей здравствовать хотя бы и без всякого смысла? Это чувство может быть остаточным и потому обреченным. Оно по инерции может тянуться с тех времен, когда мы и природа были еще союзники, когда она ждала от нас решения вопроса о смысле сущего. Мы не нашли смысла. Зачем мы ей, зачем она нам? А может быть, есть и другая причина? Пусть эксперимент не удался. Пусть даже мы вообще игра слепого случая, плод недоразумения. Природа ясно дает понять: коли жизнь состоялась, она становиться необходимостью. Почему? Что ей еще от нас надо?

11. А ей от нас надо, очевидно, многое. Больше, чем она сама может. Мне кажется, природа, сотворив инструмент самопознания, неожиданно в лице человека открыла новую, более совершенную творческую силу. В рамках самосохранения она дала нам полную свободу в надежде, что мы сумеем распорядится ею так, что создадим более осмысленный, целесообразный мир, наделаем меньше ошибок, чем наделала сама природа в процессе своей эволюции. И, может быть, не в стихийном, не в биологическом, а в социальном мире отыщется тот смысл, который один лишь способен оправдать все сущее и наполнить каким-то значением бытие и акции человека, а значит, и самой природы. Престарелая, заблудшая праматерь уступает место своему детищу, и с этого момента, собственно, начинается творчество как сознательное, осмысленное, целенаправленное созидание. Созидательная сила Вселенной аккумулируется в творческой энергии человеческого общества. Отныне не стихия, а дух, он же бог, освященный тайной своего появления, становится устроителем мира. Эволюция пошла в совершенно ином измерении. Началась эпоха управляемого развития. Каким же смыслом она может наполнить нас?

12. Странное дело: чем больше мы узнаем, чем больше убеждаемся в невозможности познать, подчинить весь мир, — тем больше усиливается наш контроль над миром в пределах познанного. Знание все-таки действительно — сила. Раздвигаются границы познания и вместе с ними расширяется сфера влияния человека, крепнет его активная, созидающая, преобразующая роль. Инстинкт самосохранения оплодотворяется духовной потребностью творчества. Диктат внешней воли трансформируется в диктат человеческой активности. И с точки зрения последней самосохранение приобретает смысл и целесообразность. Мы уже не тяготимся насилием со стороны природы, не сетуем на нее, а воспринимаем ее волю как должное, как предпосылку собственного развития. И этот процесс развертывания наших внутренних сущностных сил нам представляется целесообразным. Целесообразным хотя бы потому, что есть энергия, она ищет выхода и должна найти его в нашей деятельности. Этот процесс сам по себе составляет глубокий смысл и конечную цель существования. Откуда энергия, зачем — непостижимо. Но она есть. В лоне этого таинства зажглись две звезды: существование и новизна. Существование как признание и примирение с таинством, как сознательное продолжение игры природы. Новизна — как творческий акт, как божественное совокупление человека с тайной. В нашем лице природа продолжает творить, но уже на качественно ином уровне, настолько ином, что уже человек, а не косная природа, становится у руля эволюции. Бесконечная активность природы не обнаружила никакого смысла, и теперь она передает эстафетную палочку нам: создавайте свой мир, ставьте свои цели. Природа открыла в себе саморегулирующее начало — дух и вложила его в человека. Именно нам предстоит объяснить и направить мир, на нас легло бремя поиска смысла, нам суждено вершить суд над собой и окружающим. А может быть, и защитить природу.

13. Все разумное (познанное) действительно, но действительность не разумна. Сознательное развитие под эгидой человека может избавить от излишеств эволюции, предотвратить драматические недоразумения вроде появления жизни. Хотя на первых порах мы и сами ломаем дрова, не будем забывать, что мы еще драчливые дети, в нас еще много противоречий природы, что общество как таковое, как коллективный мозг, как ноосфера делает первые шаги и речь идет не о сегодняшнем становящемся человеке, а о будущем, объединенном, какой рисуется нам, исходя из потенциальных возможностей и уникального назначения в этом мире. Но уже сейчас, кажется, ясно, что того, онтологического смысла в существовании мы так и не откроем. Он спрятан в тайнах мироздания, а они пока не доступны. Оттого так велико горькое брожение в наших незрелых душах. Ощущение бессмыслицы, пустоты удручает нас, и мы не можем сказать себе, зачем мы трудимся, зачем деремся, зачем радуемся, зачем страдаем. Мы без особого сожаления заполняем эту пустоту алкоголем, наркотиками, а то и сразу убиваем себя.