Михаил Марголис - "АукцЫон": Книга учёта жизни Страница 16

В Питере слухи о выборгских гастролях «АукцЫона», как пишет Гаркундель, «распространились с необычайной быстротой. Поговаривали о поджоге гостиницы, избиении милиционеров, перетрахивании всего персонала и т.д. … Многие прослышали, что „АукцЫон" — супергруппа. И мы потихонечку стали играть в различных ДК».

Одному из таких сейшенов, состоявшемуся ранней весной 1986 года в Доме культуры «Нива» поселка Шушары Ленинградской области, удалось отпечататься в «аукцыоновской» истории — благодаря легендарному ныне звукорежиссеру-архивариусу питерского рока, совладельцу той самой котельной «Камчатка», где когда-то кидали уголек Цой, СашБаш и многие другие кумиры поколений, Сергею Фирсову. В середине 1980-х Фирик подружился с заново рожденным «АукцЫоном» — группой, на всю жизнь ставшей его самой любимой (так Фирсов заявил в одном интервью), директором которой он «с удовольствием бы работал», да Федоров его «никогда не брал», сколько Сергей ни просился. Фирсов записал шушарский сет «Ы» на пленку.

«АукцЫон» выступал в «Ниве» первым, второе отделение отвели «Городу» — очередному проекту наставника рок-клубовских пиитов Владимира Рекшана. Спустя годы в своей автобиографической прозе «Кайф» Рекшан несколькими строками вспомнит о том соседстве с «Ы» в Шушарах: «…под афишу, чин-чинарем, мы концертируем за символические, зато легальные рубли вместе с экстравагантно-веселой группой „Аукцион". Эти ребята работают в новой волне остроумно и с жениховским напором, который и сублимирует в декадентский спектакль».

Тот «спектакль» вскоре стараниями Фирика разошелся среди активных меломанов в виде самиздатовского альбома «Рио-де-Шушары» и, в сущности, открыл аудиографию «Ы». Правда, по утверждению Гаркунделя, ту запись сегодня отыскать почти нереально, ее нет даже у самих «аукцыонщиков». Любая же запротоколированная дискография «АукцЫона» начинается с альбома «Вернись в Сорренто», хотя он и не вполне альбом и официально издан не первым из работ группы.

— После нашего нового вступления в рок-клуб я сразу хотел записывать альбом, — говорит Федоров. — Взял у кого-то, у Миллера возможно, портастудию, и мы на своей точке в «Авангарде» приступили к записи «Вернись в Сорренто». Я примерно знал, что должно быть в этом альбоме. Хотя никакой конкретной концепции у нас не существовало. Просто хотелось записать наши лучшие на тот период песни. Их имелось штук восемь. О каком-то особом звуке в процессе тех записей мы тоже не думали. Делали так, как могли и как было возможно.

Андрей Тропилло уже начал тогда вокруг нас виться, чего-то хотел. Мы даже ездили в его известную студию в Доме юного техника на улице Панфилова. Он показывал нам, где писал все великие альбомы «Аквариума», «Зоопарка», «Алисы», «Кино»… Мы постоянно с ним общались, но что-то у него с «АукцЫоном» не срасталось. Мы как бы стояли в очереди к нему, поскольку вперед проходили «старшие товарищи» из русского рока. Поэтому я особо на Тропилло не надеялся. Зато через Гаркушу мы познакомились с Лешей Вишней. Он, по сути дела, и записал нам черидниковские барабаны для «Вернись в Сорренто». Чирик, конечно, уникальный человек. Он сыграл все свои партии в студии один, по памяти, без метронома. Настолько у него было врожденное чувство ритма.

— Вишня как-то пробовал на нашей точке записывать нас сидя в туалете, так чтобы до него звук со сцены не долетал. Не получилось, к сожалению… — вздыхает Гаркуша.

А Бондарик и сейчас с вдохновением вспоминает те первые «аукцыоновские» рекординговые упражнения:

— Сперва мы в «Авангарде» записывались на два магнитофона и пытались потом весь материал согнать в одну запись. Мудрили так, что мама дорогая… Но когда у нас появилась четырехканальная миллеровская портастудия, началась другая работа, более профессиональная…

Однако до профессионального издания «Вернись в Сорренто» оставалось еще несколько лет, а в первой половине 1986-го наливалась соком и стебом одноименная концертная программа «Ы».

— Для меня «Сорренто» воспринималось случайно сформировавшейся программой, где все песни сочинялись как шутки, — признается Озерский. — Не только, когда нас опять приняли в рок-клуб, но даже после успеха «Вернись в Сорренто» я еще окончательно не решил, что буду музыкантом. Просто мы в «АукцЫоне» создавали действо, близкое к театру, которым я, собственно, и хотел заниматься. К тому моменту я благополучно окончил Институт культуры, распределился режиссером в один из ленинградских театров и приступил там к работе. Но смущала неблагодарность и волчья сущность режиссерской доли. Ты должен тащить на себе всех и чувствовать, что все это только тебе и нужно. А в музыкальной группе все друг друга подталкивают и дышат с тобой в унисон. Из тебя не высасывают энергию, а напротив — заряжают ею.

Наверное, это в итоге и склонило меня в сторону музыки.

— «АукцЫон» — это синергия, и мы творили коллективно, — воодушевленно говорит Рогожин. — Я, как и Озерский, был человеком с режиссерским дипломом, и моим креативным идеям ребята очень доверяли. Например, я придумал эффектную увертюру нашей программы, когда в полной тишине выходил на сцену и а капелла исполнял ту самую знаменитую, красивую канцону «Вернись в Сорренто» с райским текстом «Как прекрасная даль морская, / Как влечет она, сверкая…»

А какие декорации тогда создал Миллер! Раздербанил ящики из-под апельсинов и нарисовал на них пальмы, домики, кошек… Все это цеплялось на некий каркас и поднималось под потолок, образуя красивый сценический задник.

— «Вернись в Сорренто» — это же гламур, — поясняет Миллер. — И те декорации являлись интерпретацией гламура по-нашему, по-уличному. Я всегда стремился в оформлении концертов «АукцЫона» не столько рисовать что-то, сколько инсталлировать, находить предметы-образы. Вот гламур для меня тогда выражали ящики из-под марроканских апельсинов, с налепленными на них знаменитыми этикетками-ромбиками. И я подбирал эти ящики прямо на задворках советских магазинов.

Колик, деревянная птичка и три грамоты

Миллер — мастер из говна сделать конфетку.

Зачастую считается, что художники желают уйти в некий свой внутренний мир. Мы же пытались вытащить наш внутренний мир наружу.

Последней счастливой случайностью «АукцЫона» в дороге к большому успеху на IV рок-клубовском фесте явился петергофский пожарник-саксофонист Николай Рубанов. Сейчас он почти столь же фундаментальная единица «Ы», как Леня, Гаркундель или Озерский, а тогда — участник проектов «Оркестр профессора Мориарти» и «Время любить» (с этой молодой командой Рубанова, к слову, и приняли в рок-клуб). Весной 1986-го Рубанов по приглашению приятеля-барабанщика Игоря Черидника заглянул в «Авангард» на «аукцыоновскую» репетицию «разок поиграть, а там посмотрим». Естественно, Колик «совершенно не представлял репертуар и стилистику «АукцЫона» (другие люди в данный коллектив и не попадали) и «кроме Черидника и Рогожина никого там не знал». «Даже Гаркушу лишь мельком видел в „Сайгоне", где часто со своей университетской компанией пил кофе, но никогда с ним не общался», — вспоминает Рубанов. Однако общий язык с пришлым духовиком «аукцыонщики» нашли быстро, за один вечер. К тому же Николаю приглянулась обстановка на точке: «Хороший зал, железные шкафы для хранения инструментов — все там выглядело очень прилично».