Елена Прокофьева - Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью Страница 16

Как бы там ни было, но в конце 1926 года Кристина уехала в Берлин. Супруги не оформляли развода и не прощались навсегда, но между тем оба понимали, что обратно Кристина уже не вернется. Рихард не делал попыток удержать жену или как-то объясниться, оставляя ей возможность самой решать судьбу их отношений. Любовь вспыхивает сама. Сама и гаснет. Что толку пытаться реанимировать труп?

Их следующая и последняя встреча состоялась в 1932 году, когда Рихарду понадобилось расторгнуть брак и нужно было оформить документы. Впрочем, с Кристиной, как и со всеми своими женщинами, он сохранял дружеские отношения, они даже переписывались время от времени. И Рихард хранил ее письма так же бережно, как письма своей второй жены, Кати Максимовой.

5

История Кати Максимовой чрезвычайно печальна. Не могло быть иначе – участь жены разведчика, который годами не появляется дома, всегда не сахар, но на долю Кати выпало совсем уж мало счастья, будто судьба за что-то ополчилась на нее.

Екатерина Александровна Максимова родилась в 1904 году в Петрозаводске в семье служащего и была старшей из трех сестер. «Сейчас мало кто вспомнит, проходя мимо кинотеатра „Победа”, что когда-то на этом месте стоял просторный дом, – пишет Исаак Бацер. – В нем и подрастали три сестры – Катя, Мария и Татьяна… В этом доме по вечерам весело светились окна. И когда приходили многочисленные гости, то они охотно слушали, как Таня играет на фортепиано, а Катя читает стихи, чаще всего Александра Блока».

Катя была талантливой девочкой, хорошо училась, знала немецкий и французский языки, занималась в театральной студии, которой руководил известный в то время драматург Юрий Николаевич Юрьин (настоящая фамилия Вентцель). Она играла главные роли в спектаклях и, видимо, подавала надежды, потому что после окончания школы по настоянию Юрьина с легкостью поступила в Ленинградский институт сценических искусств.

И возможно, ее карьера актрисы сложилась бы вполне успешно, если бы не вмешался случай. Однажды на улице Катя случайно встретила любимого преподавателя Юрия Юрьина. Выглядел этот совсем молодой еще мужчина очень плохо, будто в одночасье состарился на двадцать лет, шел, опираясь на палочку. На встревоженные вопросы бывшей ученицы он ответил, что очень болен. Тяжелая форма туберкулеза сжирала его легкие, и надежды на выздоровление не было никакой… В довершение всем несчастьям Юрьина бросила жена, оставив ему на попечение маленькую дочь, что, пожалуй, было уже где-то за гранью добра и зла.

Была ли Катя влюблена в Юрьина или же просто ей стало его жаль, но она не раздумывая вышла за него замуж, бросила свою едва начавшую устраиваться карьеру, уволилась из театра и направила все свои силы на то, чтобы его поддержать. Луначарский отправил Юрьина в Италию, написав ему рекомендательное письмо к Горькому, проживавшему в то время на Капри, и Катя отправилась вместе с ним. Рассчитывала ли она, что Юрию станет легче, и он, может быть, даже поправится? Или же ей хотелось скрасить последние дни его жизни? Наверняка она надеялась на лучшее… Живительный климат Италии, хороший уход и забота могли совершить чудо. Но, увы, этого не произошло. Через несколько месяцев, осенью 1927 года Юрьин умер. Катя вместе с маленькой Наташей вернулась на родину.

Продолжить театральную карьеру Катя не смогла. Почему – не совсем понятно. Может быть, в Москве, куда она была вынуждена переехать к родственникам мужа, ее таланту не нашлось применения. Некоторые биографы туманно намекают, что после нескольких месяцев жизни за границей Кате «не доверяли». Не доверяли настолько, чтобы запретить работать в театре? Это предположение кажется несколько странным… Еще более нелепым выглядит предположение, что Катя предпочла заниматься «более пролетарским» физическим трудом из принципа.

Какое-то время Катя скиталась по родственникам, потом друзья Юрьина выхлопотали для нее комнату в полуподвальной коммуналке в Нижнем Кисловском переулке, они же устроили ее аппаратчицей на завод «Точизмеритель». Не слишком подходящая работа для девушки с прекрасным образованием и к тому же дипломированной актрисы, но, видимо, выбирать было совсем не из чего, нужен был хоть какой-то заработок. Катя, впрочем, не роптала на судьбу, смиренно приняв сложившееся положение вещей и находя отдушину в редких поездках домой – в Петрозаводск, где жили родители и сестры, где она могла хоть ненадолго окунуться в прежнюю счастливую жизнь, поговорить о театре, вспомнить свои старые роли, а по вечерам почитать стихи Блока…

Ее жизнь в очередной раз круто переменилась в 1929 году, когда Катя однажды возвращалась из Петрозаводска в Москву. В поезде она познакомилась с товарищем из Коминтерна немцем Вилли Шталем, с которым они очень мило пообщались. Катя исправила несколько неловких фраз Вилли, тот посетовал, что плохо знает русский язык, и вдруг предложил ей работу учительницей. Катя, разумеется, согласилась – ей совсем не помешала бы прибавка к жалованью, да и потом, это было просто интересно. Вилли обещал зайти к ней как-нибудь вечером и действительно стал приходить регулярно и брать уроки. Кстати, вряд ли такое было бы возможно, если бы Кате действительно «не доверяли».

Как-то раз Вилли Шталь пришел на занятия вместе с другом, высоким симпатичным немцем с внимательными серыми глазами и обаятельной улыбкой.

– Рихард, – представился он и протянул руку для пожатия. – Вы себе и представить не можете, Катя, насколько владеет мной желание хорошо говорить по-русски. Может быть, потому, что один добрый знакомый, я бы сказал, соратник моего близкого родственника тоже желал знать русский язык.

– Кто же это? – с любопытством спросила Катя.

– Карл Маркс, – ответил гость и стал рассматривать книги на ее этажерке.

Неужели Рихарду Зорге нужны были уроки русского языка? Что ж, может, он действительно подзабыл его с детства, а может, никогда и не знал на том уровне совершенства, какой ему хотелось бы. Он ведь был теперь советским гражданином и собрался прожить в СССР остаток жизни.

Если это и не была любовь с первого взгляда, то взаимное притяжение между Рихардом и Катей определенно возникло с первого же момента встречи – как только они взглянули друг другу в глаза. Рихард был очарован Катей, и та за какой-то миг оказалась в том «легком и обаятельном плену», о котором говорила Кристина Герлах. Очень быстро они сблизились и подружились, и вскоре общение их вышло далеко за рамки изучения русского языка.

«Им было интересно друг с другом. Они вместе бродили по Москве, рылись в книгах в букинистических магазинах, вместе слушали музыку, говорили о политике, – пишет Николай Хохлов. – Здесь учителем становился он, социолог, публицист, специалист по Восточной Азии. Он рассказывал Катюше о культуре Японии и Китая, читал японские пятистишия – танка… А Катя читала ему стихи Блока, своего любимого поэта…»