Наталья Кравцова - От заката до рассвета (фрагменты) Страница 16

Иногда я засыпаю в полете. Это случается, конечно, в спокойной обстановке. Засыпаю на несколько секунд, и в течение этих коротких секунд мне снятся длинные сны... Просыпаюсь всегда от шума мотора: вдруг начинаю его слышать, вздрагиваю и, открыв глаза, озираюсь, пытаясь как можно быстрее сообразить, что к чему и где я...

Полковой врач Оля Жуковская выдает нам специальный шоколад "Кола", чтобы мы бодрствовали всю ночь. Мы съедаем его пачками, однако спать все равно хочется.

Но сегодня не поспишь: в Севастополе работает около тридцати прожекторов...

Густая, черная ночь нависла над Крымом. Мой самолет медленно летит во тьме, забираясь все выше, выше. Время от времени далеко впереди зажигаются прожектора. Там - Севастополь. Ползают по небу светлые лучи, а между ними вспыхивают искорки. Это бьют зенитки. Наконец лучи перестают качаться, скрестившись в одной точке.

- Кто-то из наших попался, - замечает Нина сдержанно и надолго замолкает. Возможно, она думает о том, что и нас ждет та же участь: отступая, враг сосредоточил на небольшом участке, в районе Севастополя, массу прожекторов и зениток.

Наша цель - действующий аэродром под Севастополем. Он работает днем и ночью. Немецкие самолеты совершают рейсы в Румынию и обратно.

К цели подходим на высоте двух тысяч метров. В первом полете нас держали прожектора. Их было много, Нина насчитала больше двадцати. Мы это учли.

Я заранее убираю газ. Снижаемся. Видим: на аэродроме включены посадочные знаки, рулят самолеты с зажженными навигационными огнями. У нас разгорелись глаза: сейчас мы их накроем! Только бы нас не обнаружили раньше времени.

Меня охватывает азарт.

- Целься получше, Нина! Такой случай еще не скоро подвернется!

Тихо. Кругом непроглядная тьма, а внизу огни самолетов и посадочное "Т" из электролампочек. Такое ровненькое, аккуратненькое "Т". Видимо, там ожидают самолет Из Румынии.

Мы продолжаем планировать. Посадочные знаки становятся все крупнее, ярче. Я забываю обо всем на свете. Ничего в мире мне сейчас не нужно; единственное мое желание - разбомбить вражеский самолет.

Нина вертится в кабине, нервничает. Но вот она замирает на некоторое время, прицеливается. Я чувствую, как самолет качнуло: оторвались бомбы. Грохот. Взрыв с пламенем. И сразу ослепительный свет: включились прожектора. Шаря по небу, они ловят нас где-то гораздо выше.

И там же, высоко, вспышки и треск зенитных разрывов. А мы низко...

Проносится мысль: сейчас дам газ, нас услышат и сразу схватят! Тогда не выбраться. Стрелка высотомера приближается к тремстам метрам. Мы слишком увлеклись, забыв о высоте. Земля совсем близко! Внизу я вижу шоссе, идущее к аэродрому, вдоль него - деревья...

От множества прожекторов на земле светло.

Больше снижаться нельзя, и я даю полный газ: вот теперь нам достанется! Но внезапно, к моему удивлению, наступает полная тишина. Молчат зенитки, погасли прожектора. Только на земле пылает самолет.

Совершенно свободно мы уходим в сторону моря. Что же случилось? Оставалось только гадать: то ли немцы приняли наш самолет за свой, когда услышали шум мотора так низко над головой, то ли в самом деле прилетел из Румынии их самолет и они боялись сбить его. Что ж, в любом случае нам повезло.

ВТОРОЙ БЕЛОРУССКИЙ

Сюда мы прилетели, совершив большой прыжок из Крыма. Мелитополь, Харьков, Брянск... Теперь мы - в составе Второго Белорусского фронта.

Базируемся временно в Сеще. Здесь все взорвано - городок, ангары, склады. Земля изрыта, перекопана. Еще до войны тут был огромный аэродром. Немцы тоже его использовали: это была крупная авиационная база.

Живем в больших землянках, хорошо оборудованных. А поднимешься по ступенькам наверх - и попадешь в светлый мир берез. Кругом - одни березки. Тонкие, совершенно прямые стволы устремляются к небу.

В Сеще мы сидим неделю в ожидании, когда к нашему полку прикрепят БАО (батальон аэродромного обслуживания) и приготовят для нас площадку поближе к линии фронта.

Здесь мы встретились с французскими летчиками из эскадрильи "Нормандия". Невысокий француз в летной щеголеватой форме, с небольшими усиками и живым лицом улыбнулся и заговорил со мной на ломаном русском языке:

- Мадемуазель лейтенант .. на самолет?

Я постаралась объяснить ему, что мы действительно летчицы и бомбим немцев ночью. Он, видимо, знал о нашем существовании, обрадовался, как старый знакомый, и стал быстро рассказывать что-то на своем языке. Потом спохватился и снова перешел на русский, отчаянно при этом жестикулируя.

На прощание он поцеловал мне руку и галантно поклонился, широким жестом выражая свое восхищение: женщины-летчицы! Это великолепно!

Из Сещи мы перелетаем в глухое лесное место - Пустынский монастырь. Здесь действительно пустынно: только лес, мы да еще комары. Отсюда мы делаем свои первые вылеты в Белоруссии. Бомбим врага в районе Могилева, работаем по переправам. На нашем фронте готовится большое наступление.

Ночи здесь удивительно коротки - не дольше трех часов. Поздно наступает темнота, и рано начинается рассвет. Да, собственно говоря, и темноты настоящей, такой, как на юге, нет. В северной стороне небо остается светлым всю ночь, поэтому в воздухе просто сумрачно, как бывает в предрассветный час.

Местность очень отличается от той, к которой мы привыкли, летая на Кавказе, на Кубани, в Крыму. Ни тебе моря, ни берега, ни гор; и только изредка - большая река. Сплошное однообразие - леса и леса, а среди лесов множество деревушек, озер и мелких речушек. И все они схожи. Сначала ну просто не отличишь!

Мы подробно изучаем район полетов, и каждый кусочек карты оживает, открывает нам свое лицо, свои черты, характерные только для этого района.

Хорошо подготовленное наступление началось в июне. Наши войска вбили клин в немецкую оборону, расширили его и погнали врага безостановочно на сотни километров. Мы едва успевали догонять его.

Второй Белорусский фронт под командованием маршала Рокоссовского успешно наступал, расчленяя вражеские войска на отдельные группировки и уничтожая их по частям. Иногда в окружении оказывалось сразу несколько фашистских дивизий. В разгроме таких группировок приходилось участвовать и нам, бомбардировщикам. Во время наступления мы впервые увидели близко пленных немцев. Колонны и группы пленных, идущих под конвоем на сборный пункт, стали обычной картиной летом сорок четвертого. Пленных захватывали в бою, но часто они сдавались сами. Даже к нам в полк приходили сдаваться. Прямо на аэродром...

На посадку заходил самолет. Планируя на последней прямой после четвертого разворота, летчик помигал огнями. Это была просьба включить посадочный прожектор.