Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 4 Страница 16

Желанная помощь неожиданно пришла из Праги от сестры покойной жены Вожены Сынковой — вдовы героя Чехословацкой Республики, подпольщика, выслеженного гитлеровцами и сожжённого в печи в лагере «Маутхаузен»: со случайным человеком мне были переданы золотые часы, каракулевая шубка Марии и мои швейцарские часы. Передача оказалась очень кстати: мы приготовились пускать пузыри и вдруг опять удачно всплыли на поверхность!

Позднее Иванек, сын Божки и мой племянник, нашёл нас и помогал чем мог — деньгами, вещами и даже пакетом сосисок! Славный парень: это была не только материальная помощь, но и моральная поддержка. Тогда я не знал, что близятся годы, когда вместе с Анечкой отправлюсь в Прагу отдыхать и мы там остановимся в его новой квартире. Да, это чудесное время в конце концов настало, но за него пока что нужно было бороться.

Положение обострилось до крайности. Однако свет не без добрых людей: совершенно посторонняя женщина, муж которой погиб во время ежовщины, нас прописала на пару месяцев. Мы получили передышку, и я, едва шаркая ногами по тротуару, ринулся на помощь Анечке.

Прежде всего я отправился в Торговую палату, куда в 1938 году меня направил ИНО для подготовки ареста. Нашлись старые друзья, похоронившие меня вместе с остальными жертвами террора. Погибло много хороших, умных и преданных людей… Из большой группы побывавших за границей уцелел один Пепик Леппин: из Палаты он был переведён преподавателем в вуз, начал готовить диссертацию и стал бы профессором, если бы не война: он добровольцем пошёл на фронт, в бою стрелял из пулемёта до мгновения, когда был раздавлен гусеницами немецкого танка.

Друзья быстро оформили дело: я получил месячный оклад и справку о том, что работал начальником Отдела переводов с окладом в 1900 рублей. Когда я получал за границей 1000 рублей золотом (500 рублей на себя, 300 рублей на жену и 200 рублей на расходы по легализации), то есть около 40 000 тогдашних рублей, в месяц, я никогда не брал деньги с такой жадной поспешностью, как в этот раз: шутка ли — 1900 рублей! А?! Я начинаю помогать Анечке!

На следующий день пошлёпал в собес и в передней долго считал и пересчитывал свою будущую пенсию: на стене в приёмной висел роскошно оформленный щит, заполненный цифрами и ссылками на параграфы закона. После второго паралича я потерял способность говорить, читать, писать, считать и забыл иностранные языки. Теперь в какой-то мере восстанавливалось всё, кроме счёта, и я часа три обливался потом, вычисляя свою пенсию, от боли сжимал голову руками и опасался, что получу третий паралич прежде, чем вычислю сумму. Но всё обошлось. Радостно улыбаясь, я вошёл в кабинет заведующей и получил оплеуху — красивый щит оказался обычной сталинской показухой: эти законы были давным-давно отменены. Я мог получить 340 рублей, но только после предъявления трудовой книжки и справки от врачебной комиссии об инвалидности — до пенсии по возрасту мне оставалось несколько лет.

Я отправился в приёмную КГБ на Кузнецкий мост, 24.

— А чем вы докажите, что действительно работали в ИНО? У вас есть документы?

— Нет. Но в ИНО есть люди и документы, которые…

— Нам некогда наводить справки. Вы должны всё заготовить сами.

Я поплелся стоять в очереди на получение компенсации за вещи в качестве реабилитированного, у которого все личное имущество при аресте было изъято в пользу государства. Очереди бесконечные, окошек много, в узких коридорах толчея, накурено, шум. Присесть негде. Жарко: стояли погожие майские дни.

Я держался за стены и решился умереть, но добиться своего. Хотя, конечно, дело это безнадёжное — кто будет восемнадцать лет хранить расписки на изъятые вещи?.. В ушах ещё как будто бы звучал треск, когда солдаты примеряли на себя мои лондонские и амстердамские костюмы и довольно гоготали, а я стоял в каменном конверте, слушал и вспоминал евангельский рассказ о том, как когда-то у подножия крестов с распятыми солдаты делили их одежды, не ведая, что творят… Нет, ничего не выйдет…

Но я ошибся: в современной бюрократической стране у подножия крестов не не ведая делят добычу, а вполне сознательно мошенничают и воруют. Мне представили аккуратнейшие корешки от выданных мне тогда расписок. Ничего не было потеряно, восемнадцать лет всё хранилось с педантичной аккуратностью.

— Вот, получите 3600 рублей, гражданин.

— За каждый костюм? Мало! Они стоили больше.

— За всё ваше имущество. Поняли? За всё.

Я опешил.

— Вот видите: костюмы бывшие в употреблении, качество не указано. По положению они приравниваются к рабочим. Пять поношенных рабочих костюмов по сто двадцать рублей. И так далее. Вот посмотрите.

— Так что ж выходит? Я привёз из-за границы старые рабочие костюмы? Будучи сотрудником ИНО ГУГБ?

— Нас это не касается. Получите деньги. Распишитесь, вот здесь, я держу палец. Так. Следующий!

Я уже выполз на улицу. Голова разрывалась на части от боли — нужно было думать, что-то предпринять, а для этого была необходима кровь в сосудах мозга, без крови он не работал… Я в отчаянии стоял на тротуаре.

И вдруг вспомнил: золото! Золото!

Играя роль европейского аристократа, я в своё время приобрёл вещи, необходимые человеку круга, в котором приходилось вращаться: золотой фамильный перстень с короной и монограммой, золотые ножнички для обрезания сигар, золотой литой портсигар с золотой пластинкой, на которой эмалью был изображён графский герб…

Я начал карабкаться наверх.

— Эх, гражданин, что вы голову морочите? Всё перечислено на талонах, вы видите? И перстень, и портсигар, ну и прочее. И пометка: «Из жёлтого металла». Поняли?

— Из жёлтого металла — значит из золота!

— Откуда это видно? А почему не из меди? Такие базарные побрякушки мы на складе не держим и за них компенсацию не даём. Всё. Следующий! Да, кстати, зайдите во двор приёмной на Кузнецком, там выдают личные документы!

Шаркая ногами, я опять потащился во двор приёмной КГБ на Кузнецкий, 24. Неужели мне вернут чёрную папку и хрустящий лист с двуглавым орлом, удостоверяющий моё графское Российской Империи достоинство? Вот будет насмешка судьбы…

Но насмешки не было. Меня ждала настоящая радость: синенький профсоюзный членский билет сотрудника ИНО ГУГБ с пометкой: «Выбывает из профсоюза в связи с переходом на военную службу». Слуцкий получил разрешение Ежова перед отправлением за границу провести меня в партию и присвоить звание подполковника. Я зажал книжечку в пальцах. Чёрта ли мне до чёрной папки! У меня в руках кусок хлеба!

Я позвонил в Финансовый отдел КГБ.