Карл Густав Маннергейм - Мемуары Страница 16

В один из первых апрельских дней мне удалось навести понтонный мост через Днестр и создать на противоположном берегу плацдарм, что заставило противника отвлечь большие силы для обороны. Я безуспешно ждал, когда соседние части начнут артиллерийскую поддержку, — однако, несмотря на приказы, оттуда не было произведено ни единого выстрела. В течение трёх суток мы отражали контратаки противника, после чего я был вынужден отвести свои части назад, за реку. Таким образом, мы не смогли развить успех, потому что части графа Келлера не поддержали нас артиллерией. Командующий объяснил ситуацию тем, что намокший от дождей чернозём Бессарабии не позволил его частям продвигаться вперёд. На самом деле причина неудачи коренилась в плохих отношениях между военачальниками, что зачастую препятствовало их правильному взаимодействию; решающую роль в таких ситуациях играли не тактические соображения, а личные интересы. Я уже наблюдал подобное отношение к моим действиям во время русско-японской войны, и оно стоило большой крови.

Сразу же после прорыва линии Горлице-Тарнув 9-я армия получила приказ начать наступление для поддержки юго-западной группировки с правого фланга. Об этой попытке следует сказать только то, что участок фронта 9-й армии находился слишком далеко и её действия не могли хоть сколько-нибудь повлиять на общую ситуацию. Более практичным было отправить часть 9-й армии на запад, а оставшиеся войска использовать на оборонительных позициях на Днестре. Однако такую возможность нельзя было реализовать из-за перегрузки железных дорог и хаоса на транспорте. 10 мая 9-я армия начала наступление через Днестр.

Я принимал участие в этой операции в качестве командира кавалерийского корпуса, состоявшего из 12-й кавалерийской дивизии, кавалерийского полка, которым я командовал ранее, и двух драгунских полков, переведённых с Дальнего Востока и временно объединённых в одно формирование. Мы переправились через Днестр вблизи города Залещики, прикрывая с левого фланга Сибирский армейский корпус, который продвигался в сторону Коломыи. Австрийцы, начавшие общее отступление, упорно обороняли важнейшие узловые пункты. Во время продвижения передовых частей я и мои ближайшие офицеры вполне могли пасть на поле боя близ городка Заболотова на реке Прут. Мы оказались тут под сильнейшим артиллерийским обстрелом, который стал причиной гибели большого количества офицеров и рядовых. Закрепившись на правом, более высоком берегу Прута, противник имел возможность наблюдать за продвижением наших частей задолго до того, как мы подошли к реке.

В связи с тем, что основные военные действия проходили в верхнем течении Днестра, командование посчитало необходимым перебросить сюда подкрепления с фронта на Буковине. В начале июня моя 12-я дивизия получила приказ выдвинуться западнее села Галич для прикрытия отступления 11-го армейского корпуса и переправы его через Днестр.

Когда нам, по счастливой случайности, также удалось переправиться через Днестр, нашей задачей стало прикрытие 22-го армейского корпуса, отступавшего в сторону Гнилой Липы и переправлявшегося через северные притоки Днестра. При сильной артиллерийской поддержке противник смог навести переправу через Днестр к северо-западу от Галича, тем не менее, мы несколько суток удерживали рубежи — до тех пор, пока все соединения не оказались в безопасности за Гнилой Липой.

Июньские бои наглядно продемонстрировали, насколько развалившейся была армия: за всё это время у меня в подчинении перебывало поочерёдно одиннадцать батальонов, причём боеспособность их раз от разу снижалась, и большая часть солдат не имела винтовок. Мне передавали в подчинение и артиллерийские батареи, но всегда с напоминанием, чтобы я не вводил их в действие одновременно. Снаряды надо было беречь!

10 июля я получил приказ перебросить дивизию приблизительно на сто километров в юго-восточном направлении, в район хорошо известного нам города Залещики. Местность между Прутом и Днестром вновь была занята противником, который переправился через Днестр к югу от города. Меня опять подчинили Хану Нахичеванскому, который передал мне два полка из «дикой дивизии». Моей задачей было уничтожить плацдарм противника на берегу Днестра и ликвидировать вражеский понтонный мост. Эта задача осложнялась тем, что противник успел хорошо окопаться.

Хотя моральный дух кавказских частей был достаточно высоким, качество их обучения и боеспособность оставляли желать лучшего. Я не особенно верил в то, что они способны действовать эффективно, и потому разместил свою дивизию в центре, на самом опасном направлении. Одному из кавказских полков, которым командовал полковник Краснов, я приказал атаковать в конном строю правый фланг отступающих австрийцев, а другой, под командованием полковника Половцева, отправил на левый фланг, чтобы он воспрепятствовал прорыву противника со стороны Днестра. Наступление началось многообещающе, и противник был отброшен. Однако, несмотря на то, что я раз за разом повторял своему левому флангу приказ об атаке, со своего наблюдательного пункта я не видел и намёка на то, чтобы кавказцы начали движение. Их бездеятельность дала противнику возможность перегруппироваться, и в итоге он начал контрнаступление в центре. Ситуация стала непредсказуемой, мне пришлось отвести войска на исходные позиции. В дальнейшем выяснилось, что полковник Краснов просто хотел сохранить своих добровольцев! После сражения Великий князь Михаил Александрович осудил действия бригадного командира. Наше контрнаступление, в ходе которого мы захватили несколько тысяч пленных и большое количество столь необходимого нам оружия, имело хотя бы тот смысл, что противник прекратил продвижение вперёд.

В июле и августе моя дивизия обороняла один из участков Днестра и участвовала в отражении наступления противника через реки Стрыпу и Серет. (Последнюю не надо путать с румынским Сиретом, который впадает в Дунай.) Бои были очень напряжённые, однако продвижение противника на этом участке мы остановили.

В течение лета мой «маньчжурский ревматизм» все чаще напоминал о себе, а к концу августа уже каждый шаг давался мне с трудом. Поддавшись упорным настояниям дивизионного врача, я уехал лечиться на тёплые источники Одессы. Было довольно мучительно находиться вдали от дивизии, но, с другой стороны, я получил хорошую возможность изучить военную и политическую ситуацию, что на фронте мне даже в голову не приходило. Беседы с ранеными и больными офицерами, которые так же, как и я, проходили курс лечения в Одессе, были полезными и интересными.

Картина, которая получилась в итоге, была гораздо более тревожной, чем мне представлялось до сих пор. Хотя гарнизоны и призывные пункты заполняли миллионы мобилизованных, которые коротали время в бездействии и были благодатной почвой для революционной агитации, в то же время армия к концу года потеряла около полумиллиона боеспособных солдат. Во многих дивизиях было всего до двух тысяч штыков. Пополнение по-прежнему представляло серьёзную проблему, поскольку не хватало оружия. Личный состав, прибывающий на фронт, был практически не обучен, так что о его участии в боях говорить не приходилось. Тысячи солдат совершенно не умели обращаться с винтовкой. Нехватка офицеров и унтер-офицеров становилась всё более ощутимой. Единственным светлым пятном был Кавказский фронт, где турки не так давно понесли тяжёлое поражение. Однако те части, благодаря которым эта победа стала возможной, были всё же гораздо больше нужны на основном театре военных действий.