Владимир Крупин - Ввысь к небесам. История России в рассказах о святых Страница 16

Теперь уже нелепо и подумать, что тут совсем недавно по проекту намеревались размещать бары, казино, бильярдные. Даже до того дошло, что проектировщики всерьез изучали монастырский быт, чтобы и мебель в баре, и люстры сделать стилизованными под монастырский уклад. Это уже была такая глухота безбожия, что не верится, что это было только что и начинало осуществляться.

— Но, — говорят монахини, — батюшка Серафим навел тут порядок.

Недаром над входом в храм помещен его образ.

В. М. Васнецов. «Князь Андрей Боголюбский». 1885–1896 гг.

В 1991 году мощи преподобного Серафима Саровского переносили в Саров. Остановились на молебен в Боголюбове. Служил

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Народа было такое великое множество, что священники решили мощи преподобного поместить на паперти, чтобы все могли приложиться.

В том же году началось разгребание грязи, очищение от большевистского наследия. Пять лет мужчины — монахи, наемные работники и во многом добровольцы — расчищали территорию.

И ныне в согласии с небесами стоит Боголюбский монастырь. Ни минуты нет, чтобы в нем не читалась молитва. Великая отрада для души — прикоснуться к его святыням.

Около 1155 года — чудное видение князем Андреем Пресвятой Богородицы и его переезд во Владимир.

Около 1157 года — окончание строительства храма Успения Божией Матери во Владимире.

1157 год — после смерти князя Юрия Владимировича (Долгорукого) князь Андрей провозгласил себя великим князем Владимирским.

1174 год — гибель князя Андрея от рук заговорщиков. День памяти великого князя Владимирского Андрея Боголюбского — 17 июля.

Петр и Феврония Муромские

Чтение жития святых было любимым чтением у русского народа. Дети и взрослые читали о храбром Егории (Георгии Победоносце), об Алексии — Божием человеке, великомученицах Варваре, Екатерине, Параскеве Пятнице, о Вере, Надежде и Любови и матери их Софии. Но более всего издавалась и читалась житийная книжечка о святых муромских чудотворцах Петре и Февронии. И все потому, что речь шла о любви. О единственной и высокой. Здесь все было как в давней сказке: они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Есть в Русской земле красивый город Муром. Из него, по преданию, вышел былинный богатырь и монах Илия Муромец. А еще спустя сто лет, в конце XII — начале XIII века, Муром прославили святые благоверные Петр и Феврония, а в иночестве (в монашестве) — Давид и Евфросиния, муромские чудотворцы.

Князь Петр и княгиня Феврония Муромские. Икона. XVI в.

По одним сведениям, князь Петр давно болел неизвестной болезнью. Тело его было покрыто язвами и коростами (струпьями). Иные рассказывали о нем более поэтично: он получил раны от змея, прилетавшего к жене брата Петра и притворявшегося ее мужем. Так или иначе, недуг был для князя мучительным. Никто не мог вылечить его. Он стеснялся показываться на люди. Только близкие могли видеть обезображенное лицо Петра.

Уже и внутренне он был так слаб, что не мог сидеть на коне и безропотно ждал смерти. Но любящие его слуги искали все новых целителей. Однажды слуга князя приехал в деревню с удивительным названием Ласково. Подошел к красивому дому и не увидел никого во дворике. Да и ворота не были заперты. Слуга поднялся в дом, вошел в просторную горницу и увидел прекрасную девушку за ткацким станком. Перед ней, веселя ее, скакал заяц. Слуга поздоровался. Девушка смиренно отвечала:

— Нехорошо дому быть без ушей и без очей.

— А кто хозяин этого дома? — спросил слуга.

— Хозяин дома — мой отец, но его нет, он ушел вместе с моей матерью взаймы плакать.

— Объясни мне, — попросил слуга, — что значат твои речи? Вижу, что ты не простая девица, если даже дикий заяц у тебя в услужении.

— А я ничего непонятного не сказала, — ответила девушка. — Была бы во дворе собака, она бы тебя услышала и залаяла. А сидел бы на окне ребенок, он бы тебя увидел. А мать и отец пошли на похороны и там над покойным плачут. А когда они уйдут из жизни этой, то и над ними будут плакать. Это и есть плач взаймы.

Феврония

— Вижу, как ты мудра, девушка, — сказал слуга. — Как твое имя и не скажешь ли, зачем я пришел к тебе?

— Имя мое Феврония, а ты слуга нашего князя и ищешь того, кто б исцелил его язвы.

— Ты видишь насквозь, — сказал потрясенный слуга. — Так не возьмешься ли ты за лечение?

— Если князь будет кроток и мягкосердечен, он исцелится.

— Каким образом?

— Пусть приедет сюда.

Слуга вернулся в Муром и рассказал князю о девушке из деревни Ласково.

— Везите меня к ней! — приказал князь.

Его собрали в дорогу и вынесли к повозке. Они приехали к дому Февронии, и князь послал к ней слугу — узнать, кто же тот лекарь, который его исцелит.

Слуга ушел, вскоре вернулся и смущенно сообщил князю ответ Февронии.

— Она говорит, что исцелит тебя, что никакого добра не требует, но только одно: ты должен взять ее в жены.

— Как же так? Я — князь, а она крестьянская дочь.

Князь хотел поворачивать коней, но тяжкая болезнь дала себя знать, и он велел передать Февронии:

— Скажите, что обещаю жениться.

Покров с изображением святых Петра и Февронии. Мастерская царицы Ирины Федоровны Годуновой. 1593

Но она не вышла навстречу, не показалась князю, а выслала через слугу ковшик с хлебной закваской и велела нести князя в баню, омыть его тело, а затем помазать его этой закваской.

Князь решил испытать ум и характер девицы. Он послал ей пучок льна и повелел, чтобы она, пока он моется в бане, сделала из этого льна рубаху и полотенце.

Она выслушала посланника, приняла пучок льна и, нимало не смутясь, велела отколоть от полена щепку. Слуга отколол. Она сказала:

— Возьми эту щепку и отнеси князю. Пусть он, пока я чищу и треплю лен, сделает мне из этой щепки станок, чтобы ткать холст для рубашки и полотенца.

Князь, услышав ответ Февронии, воскликнул:

— Да как же можно в такой малый срок из такой малой щепки сделать такое приспособление для тканья?!

— Конечно, невозможно, — отвечала Феврония, услышав через слугу замечание князя. — А возможно ли из пучка льна наткать холста и на рубашку, и на полотенце?

Все было исполнено, как повелела девушка. Князь вымылся, помазался целебным снадобьем, и струпья его спали с тела, боль ушла, будто ее и не было.