Поль Зюмтор - Вильгельм Завоеватель Страница 16

Цензива, как и фьеф, в XI веке почти повсеместно стала наследственной, хотя еще встречалась сдача в аренду на определенный срок. Этот тип аренды, в частности применявшийся в Нормандии, предусматривал весьма различные сроки: иной раз, будучи заключенной в расчете на несколько поколений или пожизненно, она могла ограничиваться одним годом (одним урожаем).

Перемены, постепенно происходившие в течение Средних веков, привели к почти полному исчезновению прямого управления землями со стороны собственника. Крупные земельные владения уступили место держаниям на условиях аренды. Сеньориальный резерв (часть домена, изначально не сдававшаяся в аренду) все больше и больше сокращался. В недрах сеньории и на ее угодьях мелкие семейные хозяйства в конце концов составили стабильное производственное ядро. Практика сдачи в аренду изменила римское представление о праве собственности: вплоть до XII века продажу недвижимости рассматривали как ненормальное явление, которое можно было оправдать разве что крайним обнищанием или замаскировать под благочестивое дарение...

На этом фоне замечались едва заметные ростки коммерческой деятельности. Время от времени у стен замка или ворот аббатства собирались крестьяне — по собственной инициативе или по поручению сеньора — и предлагали на продажу случайным покупателям излишки плодов земледелия. Эти импровизированные рынки не только и не столько выполняли экономическую функцию, сколько становились местами общения: там люди встречались и вели беседы. Хозяин домена, в котором не было текстильного производства, покупал ткани у соседа или даже в более отдаленных местах. Эта торговля, столь беспорядочная и спорадическая, еще не имела большого значения для экономики, основу которой составляло аграрное производство. К тому же и церковь косо смотрела на это занятие, подвергая его столь же суровому осуждению, как и ростовщичество. Единственно приемлемой формой обмена считалось дарение, благодаря которому крепились связи между людьми и распределялись, пусть и неравномерно, наиболее ценные блага по всей социальной лестнице сверху донизу.

Производитель, земледелец или ремесленник, сам продавал продукт своего труда. Знатные особы, желавшие приобрести товар неместного производства, отправляли за ним своих слуг, причем зачастую в дальний путь. Редкие перевозчики изъявляли желание заниматься доставкой как небольших партий необходимых, но громоздких товаров (чаще всего соли, реже вина), так и предметов роскоши. Некоторые из них имели в пригороде дом, служивший товарным складом в зимние месяцы. С наступлением весны они отправлялись в путь со своей тележкой, ослом или переметной сумой. Эти торговцы знали друг друга и имели общие обычаи, из которых как из зародыша возникало торговое право. Зачастую эти крепкие ребята передвигались вооруженной группой, напоминавшей военный отряд, всегда готовый дать отпор. Им было от кого защищаться, ведь их повсюду сопровождали недоброжелательные взгляды завистников: они-де обогащаются без труда и продают то, что добрый христианин должен из милосердия раздавать даром; хуже того — они извлекают барыш. Любой промышлявший разбоем рыцарь или деревенский бездельник только и ждали случая, чтобы завладеть их добром. Большинство этих коробейников не отваживались пускаться в дальний путь, но были и такие, кто начинал в своих странствиях забираться всё дальше и дальше: так, жители Вердена поддерживали отношения с Арабской Испанией. Некоторые, преодолевая все трудности, пытались через Италию возобновить хрупкие связи с Востоком.

Общественно-политический строй, который неправомерно называют феодальным (ибо этот термин характеризует лишь одну из его составляющих), представляется чрезвычайно разнообразным, подвижным, противоречивым. Тем не менее он как таковой образует оригинальную форму культуры, через которую только и может быть понята история того времени. Фактические властные полномочия тогда значили больше, чем право, само определение которого было весьма расплывчатым. Частное право сливалось с правом публичным, а общественные интересы — с интересами господина. Отсюда невозможность применения к этому обществу римских или современных юридических понятий. Феодальный строй — переплетение запутанных, частично совпадавших обычаев, которые невозможно привести в какую-либо систему. Существовали многочисленные не пожалованные в феодальное владение участки земли — аллоды, остатки старинных доменов, случайно избежавшие развития в общем направлении, а также земли, вновь ставшие фактически свободными владениями в ходе бурных событий X века. Случалось также, что владелец аллода жертвовал свою землю какому-нибудь могущественному господину, который возвращал ему ее в качестве цензивы, и наоборот, какой-нибудь богатый аллодист уступал часть своей земли в качестве фьефа человеку, становившемуся его вассалом.

Возникший в качестве защитной реакции в ходе длительного периода бедственной анархии, «феодализм» мало-помалу, начиная с конца X века, произвел в локальных сообществах экономическую, политическую и социальную дифференциацию. Около 1000 года ученые клирики отмечали, что у членов человеческого сообщества имеются три основные функции: трудиться, сражаться и молиться. Тем самым было положено начало теоретическому подразделению населения на сословия: простой народ, знать, духовенство. Однако в те далекие времена еще не прослеживалось даже в зачаточном состоянии классовое сознание в собственном смысле этого слова. Существовавшее с древних времен противопоставление свободных людей и рабов в значительной мере утратило свой смысл, но не столько благодаря отмиранию рабского состояния, сколько по причине фактического нивелирования социального положения массы сельского населения. Над сервами, составлявшими в некоторых регионах большинство сельского населения, действительно тяготело бремя зависимости, но не личной, а поземельной: прикрепленные к земельным наделам, они являлись их держателями, и никто не имел права отобрать у них землю, которую они возделывали. Собственно же рабство в те времена существовало лишь как пережиток: тогда еще встречались представители господствующего класса, владевшие не только сельскими сервами, но и домашними рабами, лишенными всяческих прав. Не было непреодолимых преград между вассалами, наделенными фьефами, и держателями цензивы. Случалось также, что крестьяне достигали высокого положения при своем сеньоре, а некоторые сеньоры, охваченные чувством раскаяния и движимые потребностью в покаянии, становились лесными угольщиками.