Арнольд Гессен - «Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине Страница 16

Мог ли я тогда вообще представить себе, что через три четверти века сам стану писателем и на Международной книжной выставке увижу написанные мною книги. На выставке, посвященной 50-летию Октября…

Это будило новые воспоминания: ведь пятьдесят лет тому назад, в 1917 году, я присутствовал в Таврическом дворце при рождении этого нового мира, новой эпохи человечества. На протяжении одиннадцати лет был специальным корреспондентом в Государственной думе всех четырех созывов.

Был свидетелем всех этапов крушения самодержавия, одним из редакторов вышедших 27 февраля 1917 года, в первый день революции, «Известий революционной недели», в течение семи дней осведомлявших население Петрограда о ходе революции. Мы, журналисты, и жены наши из окон машин под обстрелом засевших на чердаках жандармов и полицейских разбрасывали газеты эти по улицам и площадям восставшего Петрограда…

Два сохранившихся у меня комплекта этих газет я подарил Музею В. И. Ленина и библиотеке имени В. И. Ленина, третий передал Г. И. Петровскому для Музея Революции[25]. Со времен четвертой Государственной думы, членом которой он был, у нас на протяжении десятилетий сохранялись добрые, дружеские отношения. Помню, я встречал большевистскую пятерку, вернувшуюся в дни Февральской революции с каторги в Таврический дворец – Петровского, Бадаева, Шагова, Самойлова, Муранова.

В те бурные дни победившей революции я слушал в Таврическом дворце Владимира Ильича Ленина, докладывавшего свои знаменитые «Апрельские тезисы» на собрании большевиков – участников Всероссийского совещания рабочих и солдатских депутатов.

Одно воспоминание влекло за собою другое. Петровскому я подарил находящуюся сегодня в экспозиции Музея Революции фотографию. На ней он изображен в момент, когда охрана Таврического дворца выводила его из зала заседаний за обструкцию во время выступления главного военного прокурора Павлова по запросу о ленских расстрелах в 1913 году. Сцена эта происходила у самой ложи журналистов, где я, как всегда, занимал свое место.

Предо мною точно пронеслись две эпохи: век нынешний и век минувший. Между ними – революционный водораздел 1917 года. Сорок лет моей жизни прошли в дореволюционной императорской самодержавной России, уже более полувека я – гражданин Советского Союза…

На одном из стендов выставки я увидел томик избранных произведений Александра Блока… Мне вспомнился мой первый день в Петербургском университете, в сентябре 1898 года.

По обычаю того времени, я уже на другой день после окончания гимназии облачился в серую студенческую форменную тужурку с голубыми петлицами и темно-зеленую фуражку с таким же голубым околышем.

В этом студенческом обличье я прямо с вокзала отправился в университет и смело вошел в одну из аудиторий университета. Лекцию читал очень известный впоследствии ученый-гистолог Александр Станиславович Догель.

Помню слово в слово, как начал он свою лекцию:

– Господа студенты! Сегодня вы начинаете новую главу вашей жизни. Помните, что жизненный путь усеян не одними розами, на нем встречаются и шипы…

Это было наивно и сентиментально – так люди мыслили еще в те далекие мирные годы конца прошлого столетия, – но мне, юнцу, слова эти показались значительными: я даже записал их тогда… Сегодня, через семьдесят лет, я сказал бы иначе:

– Жизненный путь усеян не одними шипами, на нем встречаются иногда и розы…

Час прошел быстро. Влекомый шумным студенческим потоком по огромному, почти полукилометровому университетскому коридору бывшего здания двенадцати петровских коллегий, я направился из аудитории главного здания в амфитеатр Химического института университета. Студенты всех факультетов заполнили его в то утро. Было молодо и шумно. Но общее волнение достигло крайнего напряжения, когда из маленькой двери, над которой во всю стену была начертана периодическая система химических элементов, вышел ее создатель, Дмитрий Иванович Менделеев…

Это была неожиданная встреча с гением… Раздались аплодисменты… Дмитрий Иванович жестом руки остановил их… Меня поразило, что гений был небольшого роста, в обыкновенном форменном вицмундире с золотыми пуговицами…

Производила впечатление его большая, ниспадавшая на плечи львиная грива седых волос, сливавшаяся с седой бородой. И необыкновенно мудрые, молодо смотревшие глаза…

Рядом со мною сидел в то утро студент, невольно обращавший на себя внимание своим необычным, строгим классическим римским профилем.

Мы еще не знали, кто он, но скоро читали его первые стихи: «Муза в уборе весны постучалась к поэту», а после Кровавого воскресенья 9 января 1905 года уже вся передовая Россия читала его стихи и поэмы, в которых отражался отблеск грядущей революции:

Испепеляющие годы!Безумья ль в нас, надежды ль весть?От дней войны, от дней свободы —Кровавый отсвет в лицах есть.И позже, накануне Великого Октября:И черная, земная кровьСулит нам, раздувая вены,Все разрушая рубежи,Неслыханные перемены,Невиданные мятежи…

Этот юный студент был будущий поэт Александр Блок, поступивший в Петербургский университет в том же 1898 году, что и я, и так рано, – я хорошо помню этот печальный августовский день 1921 года, – ушедший из жизни… В нашем доме бывала в двадцатых годах жена Блока – Любовь Дмитриевна, дочь Д. И. Менделеева. Читала поэму «Двенадцать» так, как учил ее муж…

Среди нас находился и поступивший тогда в университет студент Павел Елисеевич Щеголев, будущий замечательный пушкинист, автор классического труда «Дуэль и смерть Пушкина»… Так началось то чудесное утро, первое утро моего большого путешествия в новый век, в новый мир, в новую эпоху человечества.

Позже мне приходилось часто встречаться и беседовать с П. Е. Щеголевым. Дружеские отношения связывали меня и с другим замечательным пушкинистом начала веха, Николаем Осиповичем Лернером…

Незадолго до Международной книжной выставки в печати отмечалось столетие со дня рождения известного дореволюционного издателя И. Д. Сытина. Я работал в издававшейся им газете «Русское слово» и на посвященных ему вечерах в Центральном доме литераторов, и у журналистов делился воспоминаниями о встречах с ним.

Среди книг я увидел прекрасно изданную Государственным издательством политической литературы книгу о Сытине, и воскресли в памяти его рассказы о том, как он пришел из деревни в Москву искать счастья. Здесь он создал крупнейшее в тогдашней России издательство, выпускал популярнейшую в то время газету, ему принадлежала нынешняя Первая образцовая московская типография, в которой работало три тысячи человек.