Екатерина Мишаненкова - Я — Одри Хепберн Страница 16

Летом 1959 года Одри Хепбёрн увиделась со своим отцом, Джозефом Хепбёрн-Растоном.

Она посетила лондонскую премьеру «Истории монахини», после чего они с Мелом улетели в Дублин, где она и встретилась с отцом, которого не видела двадцать четыре года. Найти его удалось через её связи в Красном Кресте, а возможно и в министерстве иностранных дел, где знали местонахождение людей, которым было запрещено возвращение в Англию.

Никакого сближения между ними, разумеется, не произошло. Встретились два чужих человека, почти не помнящие друг друга и не имеющие общих интересов. Всё, что Одри вспоминала об отце, когда уже после его смерти рассказывала об этой встрече, сводилось к тому, что он жил в маленькой, но приличной квартирке, с молодой женой, а ей — много лет назад забытой дочери — сказал: «Конечно же, ты поступила глупо, сев на этого серого жеребца», — имея в виду лошадь, сбросившую её на съёмках, о чём он, видимо, читал в газетах.

О том, где он жил и чем занимался все эти годы, Одри никому не рассказывала, а возможно и сама не знала. С отцом она больше не общалась, только понемногу помогала, чтобы он ни в чём не нуждался. «Это помогло мне успокоить призраки прошлого», — объясняла она.

Так печально, когда людям приходится умирать вдали от дома.

17 июля 1960 года у Одри Хепбёрн родился долгожданный сын.

Она забеременела довольно скоро после выкидыша и на этот раз решила не рисковать. Никаких съёмок, никакого риска — вопреки своим прежним правилам не разлучаться надолго она даже не поехала с Мелом в Италию и Францию, где он работал над двумя фильмами.

«Не проходит ни одного мгновения без того, чтобы я не думала о малыше, — признавалась она. — Я подобна женщине, заточённой в монастыре и считающей часы до своего освобождения».

Когда же счастливый час наконец пробил, одними из первых об этом узнали Мария-Луиза Хабетс, прототип сестры Люк из «Истории монахини», и автор книги, Кэтрин Халм. Одри познакомилась с ними ещё перед съёмками и продолжала дружить и в последующие годы. После рождения сына Мел по её просьбе отправил им телеграмму и получил ответ: «Мы отправили семь тысяч добрых фей к колыбельке Шона. Очень скучаем по вам троим. С любовью, Лу и Кейт».

Два месяца спустя ребёнка крестили в той же часовне, где Одри и Мел несколько лет назад обвенчались. Его крестильное платье было от Живанши, он сразу получил двойное швейцарско-американское гражданство и был официально назван Шоном Хепбёрном Феррером… А сама Одри всю жизнь называла его Пухом — в честь Винни-Пуха.

С момента рождения Шона семья стала для меня главным в жизни.

«Она из тех девушек, которые наверняка понравились бы вашей матери».

Осенью 1960 года Одри Хепбёрн приступила к съёмкам в фильме «Завтрак у Тиффани».

Она не особо рвалась работать, но боссы «Парамаунт» настаивали, да и деньги опять заканчивались. Ну и кроме того, Одри всё же не собиралась навсегда порывать с кино, поэтому ей надо было сниматься, чтобы зрители её не забыли.

Однако её смущало, что придётся играть роль девушки сомнительного сорта, тогда как главной фишкой её образа, отличавшей её от других голливудских актрис, всегда была чистота и даже почти невинность. Но Курт Фрингс цинично предложил называть героиню «девушкой без предрассудков» и сказал, что 750 тысяч долларов, которые Одри предлагают за фильм, вполне окупят это неудобство.

При этом и Трумен Капоте (автор рассказа, по которому ставился фильм) тоже был не в восторге от её кандидатуры. «Холли Голайтли, — говорил он, — была настоящей — сильный характер, совсем не похожий на Одри Хепбёрн. Я хотел, чтобы эту роль играла Мэрилин Монро… В Холли должно было быть вместе с тем что-то трогательное — незавершённое. В Мэрилин это было. Но „Парамаунт“ решил по-своему…»

Время показало, что и Одри, и Трумен Капоте ошибались — это была её роль, с которой никто не справился бы лучше. Именно такую Холли зрители готовы были принять и полюбить.

Если вы чаще, чем обычно, проходите мимо человека с пирожными, можете считать, что перекусили?

Холли Голайтли стала героиней нового времени и визитной карточкой Одри Хепбёрн.

«Я прочла книгу, и она мне очень понравилась, — рассказывала Одри. — Но я ужасно боялась, что не подойду для этой роли. Мне казалось, что у меня нет чувства комедии. Для этой роли требовалась актриса-экстраверт, я же — настоящий интроверт. Но все вокруг уговаривали меня согласиться. И я согласилась. Я страдала всё время, пока шли съёмки, я худела. Во время съёмок была абсолютно убеждена, что играю плохо».

Холли не была близка ей ни по взглядам, ни по духу, но она не могла играть героиню, которая совсем ей не близка, поэтому попыталась найти с ней что-то общее. Помогли воспоминания о голодной юности, когда сама Одри танцевала в кабаре и общалась с людьми не самих строгих моральных устоев. «Она утратила жизненные основы. Была совершенно растеряна. Но продолжала притворяться с тем же упорством, что и я».

К тому же режиссёр фильма Блейк Эдвардс убеждал Одри, что образ Холли будет «очищен самим стилем, в котором намечено снимать фильм», и после первой же сцены станет ясно, что она вовсе не так плоха, как кажется.

Так и случилось. Хрупкая изящная Холли в чёрном платье от Живанши — это бриллиант, который даже под слоем грязи остаётся таким же чистым и совершенным. Маленькая заблудшая девочка и одновременно икона стиля, над которой не властно время.

Моё единственное рождественское желание — это мир. Мир для всех детей на земле.

Специально для Одри Хепбёрн композитор Генри Манчини написал песню «Лунная река».

«Я понял, как мне следует писать эту мелодию, в первое же мгновение нашей встречи с Одри, — рассказывал он. — Я в точности знал, как будет звучать песня, когда она запоёт её своим слегка хрипловатым голосом».

«Лунная река» стала не просто главной песней фильма, она сформировала весь образ Холли и помогла Одри почувствовать характер героини. Именно благодаря ей удалось создать такую ауру невинности, что «Завтрак у Тиффани», несмотря на всю свою двусмысленность, стал фильмом, на который можно ходить всей семьёй.

«Одри напевает эту песню под гитару, сидя на пожарной лестнице, и мы слышим печальную мольбу „порхающей бабочки“ о невинности и простоте. „Лунная река“ — это лейтмотив, на который настраивается сложный и даже двусмысленный образ… — писал Александр Уолкер. — Это крайне редкое явление в кино, когда песня так тесно связана с образом героя фильма и следует за ним повсюду. Но это был именно тот случай. „Лунная река“ была „аурой“ Одри на протяжении многих лет».