Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих писателях Страница 16

Уайт и Шеллоу не стали усугублять ситуацию и, попрощавшись, покинули гостиную. Лишать себя возможности посетить театр, у них не было ни малейшего желания.

В «Глобусе» играли «Отелло».

Зритель подобрался самый разношерстный. Двор, как всегда, был забит дешевой публикой. Знатные господа и дамы расположились в ложах, на балконах. Свободных мест не было вовсе.

За кулисами все с самого начала пошло вкривь и вкось. Бывают такие спектакли, когда все разлаживается. Актеры забывают слова и никакой суфлер до них не докричится, мебель ломается, кто-нибудь обязательно напьется… Словом, только держись.

Началось с того, что суфлер и хранитель Книги Томас Харт поймал на воровстве комика Кемпа. Тот втихаря от всех переписывал весь текст пьесы. «Пиратствовал», одним словом. Наверняка уже договорился с каким-нибудь издательством о продаже за большие деньги… Томас Харт рассвирепел от такой подлости! Кристально честный человек, он и от других требовал не меньшего.

Не долго думая, Харт схватил дубину и, издав воинственный клич команчей, начал гонять Кемпа по всему театру, осыпая спину и плечи комика градом увесистых ударов. Напрасно Кемп молил о пощаде. Бормотал что-то о семье, о голодных детях. Харт был неукротим. Так и убил бы старый суфлер комика Кемпа, не вмешайся главный пайщик, а по сути хозяин театра, ведущий актер Ричард Бербедж.

Он схватил Кемпа за грудки, поднял вверх на вытянутых руках и громогласно объявил:

— Пиратство своем театре я не допущу!!!

Возмущенные актеры тут потребовали утопить предателя в пожарной бочке, но Бербедж рассудил иначе:

— Кемп мне друг, но театр дороже! — гневно выкрикнул он. И понес испуганного комика на выход.

Бербедж нес на вытянутых руках комика Кемпа, как нашкодившего котенка, под возмущенные возгласы всей труппы.

— Яду ему в ухо влить! Чтоб неповадно было!

Комик Кемп испуганно таращил глаза и умоляюще шептал:

— Не надо, Ричард, не надо!

— Надо, Кемп, надо!!! — зловеще рычал Бербедж.

Распахнув яростным пинком ноги дверь на улицу, Бербедж другим, не менее яростным пинком под зад, вышвырнул Кемпа на улицу. Пролетев значительное расстояние по воздуху, комик Кемп очутился в огромной луже, которая существовала на заднем дворе театра испокон веков и была своеобразной достопримечательностью. Лужа значительно смягчила падение «пирата». Давно замечено, комикам всегда везет.

— Чтоб ноги твоей поганой не было в театре!!! — напоследок рявкнул Бербедж и захлопнул дверь во двор.

Наградой справедливому поступку Бербеджа были продолжительные аплодисменты актеров, которыми они наградили своего вожака, пока тот возвращался по коридору в свою гримерную.

Вильям не вмешивался в этот скандал. С горечью он наблюдал, как его самые близкие друзья своими собственными руками разрушают то, чему посвятили свои жизни.

Худо бедно, но спектакль все-таки начали во время. На роль Дездемоны, вместо исчезнувшей Томми-Элизы, пригласили какого-то длинного рыжего парня. По имени Билл. Наглого и бесталанного. В каждой сцене, отвернув голову от зрителя, он бессмысленно хихикал. Чем приводил в ярость партнеров. Вильям не мог даже смотреть в его сторону. Просто уходил подальше от сцены.

В суматохе Ричард Бербедж, исполнявший роль Отелло, допустил чудовищный промах. Загримировавшись весь с ног до головы, она забыл намазать темным гримом руки. И с великими актерами случается подобное. Бербедж так и вышел на сцену. С белыми руками.

… играя сцену с Яго, Бербедж долго не мог понять, в чем дело? Почему публика смеется? Все громче и громче…

… Вильям Шекспир за кулисами рвал на себе волосы…

… кое-как доиграв сцену с Яго до конца, Бербедж-Отелло быстро ушел со сцены…

В «Глобусе» запахло провалом спектакля!

Но самое непостижимое стряслось в следующей сцене. Бербедж опять появился на сцене с белыми руками! Этого публика простить не могла. Раздался свист, из двора понеслись оскорбительные выкрики, громкий хохот…

Но недаром Ричард Бербедж считался великим актером. Он спокойно вышел на самую середину помоста, обвел беснующийся двор презрительным взглядом и… медленно снял… сначала с одной руки… белую перчатку! Потом с другой. Руки его были темного цвета.

Бербедж небрежно швырнул белые перчатки прямо в зрителей. Наградой ему были бурные аплодисменты. Лондонская публика любила смелых и находчивых.

Спектакль вернулся в наезженную колею. Но ненадолго.

Рыжий Билл продолжал валять дурака. К месту и не к месту он идиотски хихикал, уже почти не скрываясь от публики. Бербедж едва дотерпел до финала пьесы. Он был в ярости.

В самом финале Бербедж-Отелло, прежде чем «задушить» Дездемону, хорошенько побил ее. Разбил в кровь нос и поставил под оба глаза по синяку. Но и этого было мало. Уже «задушив» Дездемону, он швырнул ее на пол и, уходя со сцены, в сердцах, пнул как следует ногой.

Публика была в восторге. Раздались выкрики:

— Молодец, Отелло! Так ей! Добавь еще!

— Будет знать, как мужу изменять!

Тут на сцену выскочили музыканты с танцорами и начали свое дело. Рыжий Билл-Дездемона, за их спинами, на четвереньках убрался со сцены. Так же незаметно он исчез из театра.

После спектакля Уайт и Шеллоу направились к гримерной Вильяма. Но попасть в нее оказалось не так-то просто. Целый рой поклонников и поклонниц всех мастей бурлил возле двери своего кумира.

Когда Вильям появился на пороге, восторги, смех, слезы, громкие восклицания послышались со всех сторон. Нашим друзьям ничего не оставалось, как отойти в сторону и переждать, когда неуправляемый водоворот слегка рассосется. Ждать пришлось довольно долго.

Шекспир стоял, окруженный со всех сторон знакомыми и малознакомыми людьми, бледный, растерянный, молчаливый. Он лишь едва заметно кивал в ответ на поздравления.

— А еще говорят, на свете счастья нет! — тихо промолвил Уайт, наблюдая за Вильямом.

— Тонкое наблюдение. — не удержался от язвительности Шеллоу.

И тут толпа замерла. Все повернулись в сторону большой двери, ведущей с балкона. В дверях стоял Джон Андервуд. Этого не ожидал никто. Наступила полная тишина.

Андервуд крупными шагами пересек коридор и подошел к Вильяму. Тот стоял неподвижно. Он не выказал ни страха, ни удивления, ни раздражения. Его великосветская выдержка вызвала усмешку у Шеллоу. Андервуд же был просто озадачен. Его «творение», простой актер перещеголял его в умении владеть собой.

— Поздравляю! — сказал наконец Джон. — Но у меня есть несколько замечаний… — добавил он и протянул Вильяму руку.

В это мгновение Вильям тихо вскрикнул, резко выпрямился и начал падать на спину. Андервуд едва успел подхватить его. Подбежавшие Уайт и Шеллоу поддержали Вильяма, который продолжал выгибаться и трястись, как в лихорадке. Лицо его чудовищно покраснело, из открытого рта лилась белая пена. С закрытыми глазами, широко раскрыв рот, он ловил руками воздух.