Сергей Марков - Гарсиа Маркес Страница 16

Итак, юный «магический Маркес» долго плыл на пароходе «Давид Аранго» по реке Магдалена, забавляя пассажиров пением куплетов валленато и болеро, — знал их превеликое множество и пел отменно, притом на свои, часто оригинальные и затейливые мелодии. Какие-то парни подняли Габито на смех, надавали тычков, вырвали и выбросили за борт его котомку, в которую мать упаковала спальный коврик из пальмовых листьев, гамак и ночной горшок на всякий случай.

— Знаешь, дорогой, я у тебя и волосок не стану дёргать, покажи ладошку — расскажу, что было, что будет, — решила утешить его на палубе цыганка, позвякивающая на ветру украшениями с изумрудами, которыми была обвешана, как рождественская ёлка, с ног до головы (в Колумбии изумруды почти ничего не стоили). — Не волнуйся, денег не возьму, и нет их. Вижу я, что денег у тебя не будет долго, будешь бедствовать, скитаться, голодать… казённые дома… и женщин много вижу… но ты встретишь ту, единственную, что и выведет тебя… через неё озолотишься… Станешь известным ювелиром, ах, какие вещи замечательные будешь делать, загляденье!.. Впрочем, вру! Ты станешь книги сочинять, про предков, про обычаи… и мы там будем — вижу! — взмахивая юбками, сверкая золотом зубов и изумрудами, воскликнула цыганка радостно. — Ну да, цыгане, ну, конечно!.. Ах, мой дорогой!.. Ты мне не веришь, мальчик?!

Цыганка накормила его цыплёнком. Он снова пел, импровизируя, и дуэтом с цыганкой, и один. И вот же — случай! (Чем внимательнее анализируешь жизнь замечательных людей, тем больше понимаешь, что случай, Провидение в их жизни играют гораздо более важную роль, чем в жизни обыкновенных людей, — быть может, главную, и без совпадений, порой невероятных, явно ниспосланных свыше, они могли бы не состояться.) Взрослому его попутчику, «качако»-боготинцу, интеллигентного вида мужчине с усиками, понравилось, как пел этот худощавый вдумчивый паренёк, они разговорились о песнях, о литературе и сразу почувствовали симпатию друг к другу.

Вместе ехали и на поезде, натужно, со скрежетом взбиравшемся на высоту 2550 метров над уровнем моря, на которой расположена Богота. Попутчик представился просто Адольфо. Пошутил, что является тёзкой Адольфу Гитлеру, фотография которого в связи со Сталинградской битвой была размещена в свежей газете, купленной им на вокзале, но, кроме имени и усиков, добавил, больше ничего общего с тем «ихо де гран пута» («сукиным сыном, сыном проститутки») не имеет. В вагоне Адольфо попросил Габо списать слова особо полюбившегося болеро, которое он собирался исполнить своей невесте в Боготе, — о том, как красотка Хуанита ждала у моря отважного Хуана, но дождалась другого. На высоте полторы тысячи метров отказали тормоза, состав пополз вниз по рельсам и вообще мог завалиться под откос — но подоспели ремонтники. На прощание Адольфо подарил Габито книгу Фёдора Достоевского «Двойник».

Высокогорная Богота встретила своего будущего завоевателя и властителя дум неулыбчиво, холодным дождём.

— …Во всех столицах или главных городах Латинской Америки я бывала, и не раз, — рассказывала автору этих строк Мину Мирабаль. — Но Богота — может быть, самая странная из них. Начиная с того, что если выбор места для Рио-де-Жанейро, Монтевидео, Сантьяго, Каракаса, Лимы вполне объясним и логичен, то местоположение колумбийской Боготы вызывает недоумение. Правда, и боливийского Ла-Паса тоже, особенно весёлая там «дорога смерти» до Каройки — убийственный серпантин… Богота весьма оригинальна. Боготинцы — «качакос» — не такие, как в других городах Колумбии. Более мрачные и заносчивые люди. Будто до сих пор ностальгируют по имперскому прошлому — Великой Колумбии, названной по имени самого Христофора Колумба и некогда включавшей в себя территории современных Венесуэлы, Эквадора, Панамы, которые потом отделились. Страной управляла элита примерно из полутора тысяч гасиенд, но также и юристы, и интеллектуалы, благодаря которым Боготу называли «южноамериканскими Афинами». И, кстати, Богота считает себя хранительницей самого чистого испанского языка, даже в Мадриде или Толедо якобы испанский не такой чистый. В Колумбии много странного, сами колумбийцы отличаются обилием колдунов, магов, фокусников и их публикой, всё время будто находящейся под воздействием наркотиков. Недаром в Колумбии самая мощная наркомафия!..

Тепло одетые в тёмные плащи, пальто, колумбийские пончо люди под зонтами угрюмо торопились по каким-то делам. Даже в кафе сидели неразговорчивые, озабоченные чем-то посетители. Они просто жевали, глядя друг на друга или на улицу, — совсем не так, как дома. На улице сигналили, угрожающе взвизгивали тормозами, обдавали брызгами автомобили, кричали на растерянного провинциала шофёры. Побежав к уходящему автобусу, Габо вдобавок ко всему почувствовал, что задыхается от недостатка кислорода на высоте двух с половиной километров. В автобусах, трамваях и общественных туалетах встречала табличка с невесёлой надписью: «Если ты не боишься Бога, бойся сифилиса». Это была не его страна. В мокрых холодных сумерках, сидя на скамейке под навесом, всухомятку грызя галеты, он заплакал. И сообщил подошедшей пегой дворняжке с разными ушами, угостив её галетой, что наутро возвращается домой из их проклятой Боготы, где всё чужое. С этой мыслью он переспал на отсыревшем белье в холодной комнате у друзей отца.

А на другой день, облившись ледяной водой, включив силу воли, которую воспитывал в нём дед во время их путешествий, он всё-таки отправился не на вокзал, а в Министерство образования. У здания уже выстроилась длиннющая очередь, в конце которой невзрачный будущий нобелевский лауреат и встал под дождём. Полдня отстояв, Габо уже приближался к заветным дверям, когда увидел выходящего из министерства «тёзку Гитлера» — того самого боготинца, любителя болеро, с которым плыл на пароходе и ехал в поезде. (Вновь случай!) И тот заметил Габриеля, с улыбкой подошёл, на глазах у изумлённых соискателей крепко пожал юноше руку. Адольфо Гомес Тамара оказался не кем-нибудь, а директором Департамента государственных стипендий!

— Коньо, так почему же ты мне раньше-то не сказал, зачем направляешься в Боготу? — спросил он. — Я думал, будешь сидеть и петь болеро на площади, положив перед собой шляпу!

— Вы не спрашивали, я и не сказал, — отвечал абитуриент. — Не хотел навязываться. И потом — боялся сглазить.

Экзамен Габриель сдал на «отлично» и написал заявление о приёме в знаменитый колледж «Сан-Бартоломе». Но, несмотря на блестящий результат экзамена и недюжинные связи Адольфо, пытавшегося помочь (его товарищ, проректор «Сан-Бартоломе», оказался как назло в отъезде, в Париже), юношу не взяли в этот наиболее престижный в Колумбии колледж, куда принимали исключительно детей из самых привилегированных семей. Через много лет в одном из «нобелевских» интервью Маркес признался, что тогда впервые в жизни был уязвлён этим очевидным проявлением социального неравенства, ведь большинство отпрысков древних дворянских фамилий, высокопоставленных правительственных чиновников, военачальников, крупнейших бизнесменов были подготовлены куда как хуже. И поклялся себе, что рано или поздно добьётся того, что будет принят в высшее общество на равных с ними. Это ведь тоже из бесконечной вереницы случайностей в жизни Маркеса! А если бы близкий товарищ Адольфо Гомеса Тамара не оказался в отъезде и Габриель бы с ходу по протекции поступил в самое престижное учебное заведение, а не попал бы в Национальный мужской лицей, где, по его собственным словам, «по-настоящему заболел литературной корью»?