Инна Соболева - Великие князья Дома Романовых Страница 17

Но случилось невероятное. Однажды на балу он встретил девушку… Эта встреча сделала его другим человеком. Если бы это случилось раньше! Скольких несчастий можно было бы избежать…

Когда он решительно подошел к ней, щелкнул каблуками и пригласил на мазурку, сразу решил: она будет моей! Представил, что все произойдет как обычно: разве посмеет эта тихая барышня отвергнуть всемогущего наместника! А она посмела. Ее покоряющая «нравственная свежесть и чистота» (что было необыкновенной редкостью в обществе, которое окружало великого князя, и так отличало ее от Жозефины, которую Константин привез в Польшу) не позволяла ему вести себя с нею, как он привык. Петр Андреевич Вяземский вспоминал: «Она не была красавица, но была красивей всякой красавицы… При замечательной простоте, изящество отражалось у нее во всем – и в движениях, и в походке, и в нарядах».

Пять лет (невиданно!) он добивался ее любви, ухаживал нежно и преданно (раньше и не подозревал, что способен на такое), но сделать Иоанну (в семье ее звали Жанеттой) любовницей ему так и не удалось. Жить без нее он не мог. И предложил руку и сердце. Она согласилась. Он был счастлив. Если бы весь мир ополчился против него, он все равно женился бы. Но все-таки решил попросить благословения у Марии Федоровны. Трудно было вообразить, что амбициозная матушка позволит ему, цесаревичу, жениться на простолюдинке. Впрочем, простолюдинкой Жанетта Грудзинская была только по сравнению с царской семьей. Отец ее был польским графом, правда обедневшим. Тем не менее он сумел дать дочери прекрасное воспитание, которому могли бы позавидовать и некоторые царственные особы.

Обращаясь к матери, Константин Павлович был уверен в отказе. Но ему несказанно повезло: именно в это время Мария Федоровна обдумывала, как бы заставить его отречься от короны. Теперь ей стал выгоден развод, который она так решительно запретила 20 лет назад. Не просто выгоден – необходим: он приближает осуществление ее заветной мечты. Константин – наследник престола, занятого (пока!) его старшим бездетным братом. Если Александр умрет, Константин займет свое законное место. Но она-то мечтает видеть на троне только своего любимца Николая… Значит, Константин должен отречься. Но как его заставить? Можно, конечно, шантажировать: он дает массу поводов, а уж если пригрозить придать огласке историю мадам Араужо… Но он может не поддаться шантажу: не поверит, что матушка рискнет опозорить семью. Нужен более веский аргумент. И он появится, если разрешить Константину развод и женитьбу на безродной девице, которую он обожает. По закону дети от морганатического брака не имеют права наследовать трон. При таком условии зачем Константину корона? Хитроумная матушка хорошо знала сына и своего добилась: он от престола отрекся. В пользу младшего брата. Но и он добился того, о чем мечтал: женился на женщине, которую любил всеми силами своей страстной, необузданной души.

Этот первый в истории Романовых морганатический брак не привел к неприятностям, к каким будут приводить подобные браки в следующих поколениях. Обаяние избранницы Константина Павловича было неотразимо. Она очаровала своего деверя императора. Он пожаловал ей титул княгини Лович и не скрывал, что охотно поменялся бы с братом местами. Она обращала признания в шутку: твердо отказывала, стараясь при этом не обидеть. И еще одного мужчину из семейства Романовых покорила Жанетта. Это был двенадцатилетний племянник ее мужа, будущий российский император Александр II. Он приехал в Варшаву вместе с родителями на коронацию Николая I как короля Польши. Императорское семейство встречали наместник и его супруга. Мальчик много слышал о ней, знал, что именно ради нее дядюшка отрекся от престола, так что благодаря ей его отец стал государем, а он, Саша, – наследником. Какая она, эта женщина, ради которой стоило пожертвовать троном? И вот она появилась. Легкая, стройная, с изящным курносым носиком, с огромными, сияющими радостью голубыми глазами, с нимбом белокурых кудрей вокруг гордо посаженной головы. Конечно, она стоила трона! Дядя Костя был прав! И он тоже был бы счастлив отказаться от короны ради нее. Пройдет время, и он последует примеру дядюшки. Хотя все в его истории будет по-другому…

Одни умилялись (как наивный и сентиментальный племянник), другие удивлялись беспрецедентному поступку бывшего наследника престола. А между тем достаточно было вспомнить слова, сказанные им после того, как узнал об убийстве батюшки, императора Павла Петровича: «После всего, что произошло, мой брат может царствовать, если ему угодно, но если когда-нибудь престол должен будет перейти ко мне, я, конечно, от него откажусь». Слова эти были широко известны. А при всех своих недостатках великий князь был человеком слова. Это свое качество он подтверждал неоднократно.

Кроме слов было еще письмо царственному брату: «Не чувствую в себе ни тех дарований, ни тех сил, ни того духа, чтобы быть когда бы то ни было возведену на то достоинство, к которому по рождению моему могу иметь право, осмеливаюсь просить Вашего Императорского величества передать сие право тому, кому оно принадлежит после меня и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства». Он был обижен и возмущен, когда «они» ни его устное заверение не претендовать на трон, ни даже это письмо не приняли во внимание и посмели потребовать письменного отречения. «Они» – вне всякого сомнения, не кто иной, как вдовствующая императрица Мария Федоровна и ее обожаемый Николаша.

Отречение Константин подписал в 1822 году. А в августе 1823 года Александр I составил секретное завещание-манифест, вложил его и собственноручное отречение от престола великого князя Константина в конверт, на конверте начертал: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами, до востребования Моего, а в случае Моей кончины открыть Московскому Епархиальному Архиерею и Московскому генерал-губернатору в Успенском Сборе прежде всякого иного действия».

Вот эта-то последняя воля императора («прежде всякого иного действия») и не была выполнена. До того как вскрыть завещание, о котором, к слову сказать, знали всего несколько человек, Николай Павлович (один из этих немногих) присягнул своему старшему брату и даже срочно распорядился чеканить монеты с изображением императора Константина I.

Принято считать, что будущего «железного императора» напугал генерал Милорадович, заявивший в приватной беседе, что гвардия его не любит, государем никогда не признает и присягнет только законному наследнику Константину. Николай поверил прославленному генералу, он прекрасно знал, как относится к нему гвардия. Именно это и было главной причиной того, что его назначение наследником держали в тайне.

Но терять престол Николай Павлович не желал, да и матушка не позволила бы. И они вдвоем придумывают блистательный ход: Константин, которого все привыкли считать законным наследником, занимает трон, а потом немедля сам передает его младшему брату. При таком ходе событий авторитет будущего Николая I не будет запятнан, никто не посмеет назвать его узурпатором. Константину нужно только приехать в Петербург и принять участие в задуманном его ближайшими родственниками действе. Но он отказывается. И никакие уговоры, мольбы, даже откровенные угрозы не помогают. Он не желает участвовать в фарсе. Он называет Александра I «покойным и бессмертным Императором», тем самым подчеркивая свое неприятие Николая. Более того, до конца дней Константин Павлович будет носить эполеты с вензелем Александра. А это уже демонстративный вызов – существует непреложное правило: на эполетах может быть только вензель царствующего монарха. Кое-кто столь эпатирующее поведение великого князя объясняет всего лишь тем, что если бы он выполнил просьбу Николая, занял престол, а потом передал его младшему брату, то автоматически лишился бы титула цесаревича, который давал ему определенную независимость от брата-императора.

Парад на Дворцовой площади.

У меня другое мнение. Мне кажется, что Константину претила сама интрига, разработанная Марией Федоровной (скрыть от подданных отречение законного наследника и провозглашение нового). Зачем скрывать, зачем врать, если все решено и согласовано? Зачем вынуждать его, Константина, играть роль будущего монарха, роль, которая ему уже давно не принадлежит?

Великий князь был безусловно прав: именно таинственность, которой окружили смену наследника престола, оказалась губительной.

Да, офицеры-декабристы мечтали о свободе, о конституции. Многие (не республиканцы, а сторонники конституционной монархии) верили, что Константин I пойдет на отмену крепостного права и ограничение самодержавия. А солдаты? Если бы они знали, что Николай – законный наследник, вряд ли вышли бы на Сенатскую площадь ради какой-то непонятной конституции. Они подставляли головы под пули ради своего любимого командира Константина Павловича, которому с радостью присягнули и у которого, как им объяснили, не нюхавший пороха младший братец пытается отнять корону.