Уинстон Черчилль - Как я воевал с Россией Страница 17

Исчезновение символов британской и союзной помощи и беспрерывное отступление его собственной армии привели Колчака к полной гибели. 24 декабря в Иркутске вспыхнула революция, а 4 января адмирал отдал себя под покровительство чехов.

Каково же было положение чехов? Мы видели уже в октябре 1918 г., что они были доведены до полного отчаяния тем, как хорошо вели дела они, и как плохо вели свою работу русские белогвардейцы. Конец великой войны порвал все те обязательства, которые заставляли их оказывать союзникам столько услуг. С этих пор их единственным и вполне естественным желанием было вернуться к себе домой. Победа союзников дала свободу Богемии. По отношению к габсбургской империи чешские войска больше не были ни бунтарями, ни предателями. Они были теперь победоносными солдатами, пионерами Чехословакии. Домашний очаг, который мог навсегда сделаться для них недоступным, теперь властно звал их к себе, обещая им свободу и почести. И ярок был свет огней победы на снежных равнинах России.

Начиная с 1919 г. чешский армейский корпус становится уже не источником помощи, но грозной опасностью. Чешский национальный совет, который был создан чешскими военными силами, относился крайне критически и, вероятно, не без основания, к Омскому правительству. В полках организовывались комитеты, имевшие много общего с теми, которые вскоре после революции разложили русские армии. Их дисциплина и их боевая способность ослабели. Весной они были отозваны с фронта, и им была поручена охрана железнодорожных путей. В июне было решено, что они будут при первой возможности отправлены на родину, и были предприняты соответствующие шаги.

Накануне рождества Колчак, все еще номинальный правитель Сибири, находился в своем поезде в Нижнеудинске, приблизительно в 300 милях к западу от Иркутска. Он вез с собой, в другом поезде, императорскую казну, состоявшую, во-первых, из слитков золота стоимостью в общем в 650 млн. руб., и, во-вторых, из различных драгоценностей и ценных бумаг (уже значительно обесцененных) на 500 млн. руб. Колчаку изменили почти все его войска и все его единомышленники, но один чешский «ударный батальон», относившийся к адмиралу крайне недружелюбно, остался охранять его жизнь и казну. Вскоре были получены известия, что большевистские войска наступали с севера с целью захватить золото, и ген. Жанен, француз, командующий чешской армией, телеграфировал «ударному батальону» отступить в Иркутск и предоставить Колчака его судьбе. Но 2 января 1920 г. адмиралу было передано через чехов, что «все эшелоны верховного правителя будут под охраной препровождены в безопасную зону, а в том случае, если окажется невозможным вывезти все эти эшелоны, то сам адмирал Колчак, во всяком случае, будет под надежной охраной перевезен на Дальний Восток»…

При таких обстоятельствах Колчак 4 января телеграфировал в Иркутск, что он отдается в руки чехов. Его личный вагон, украшенный японскими, английскими, французскими, американскими и чехословацкими флагами, был прицеплен к одному из поездов, перевозивших «ударный батальон», а за ним следовал поезд, который вез золото. Несмотря на то, что им пришлось проезжать по территории, занятой враждебными и мятежными элементами, ни сам Колчак, ни золото не подверглись в дороге никаким нападениям вплоть до самого Иркутска, где поезд был отведен на запасный путь.

Первым долгом, возложенным на ген. Жанена, была эвакуация чехов, но он стал также ответственен и за безопасность Колчака. С обеими этими задачами было бы нетрудно справиться, если бы только не золото. Среди общего разложения, происходившего в Сибири, все – красные, социал-демократы, бандиты – жаждали отъезда чехов, готовы были всякими способами этому содействовать, и Колчак мог бы вполне спокойно уехать с чехами вместе. Но увезти золото было не так просто. Русские всех партий были готовы забыть всю свою политическую рознь для того, чтобы общими силами помешать этому угрожающему событию.

Генерал Жанен, приняв на себя (4 января) ответственность за неприкосновенность русского золота, провел целых 10 дней в бесплодных переговорах по этому поводу. А тем временем большевики двигали свои военные силы к Иркутску, и местное социал-демократическое правительство с каждым днем становилось все красней и красней. Отряды Красной армии под влиянием известий о золоте быстро росли в числе, хотя их качество оставалось низким. Все оставшиеся еще в Сибири комиссары союзников, располагавшие какими бы то ни было войсками, посылали Жанену решительные телеграммы, предупреждая, что он не сможет уже рассчитывать ни на какую помощь с их стороны, если он будет мешкать с эвакуацией Иркутска, Нет никаких оснований предполагать, чтобы чехи, если бы они этого захотели, не могли бы найти в себе достаточно сил проложить себе путь и увезти с собою и адмирала и золото. Но дело в том, что вся атмосфера была насыщена паникой и интригами. 14 января Жанен начал переговоры с местным иркутским правительством. Было достигнуто соглашение о том, что чехам будет оказано всяческое содействие в отправке; золото и адмирал Колчак должны были остаться.

Вот что пишет по этому поводу Малиновский, принадлежавший к штабу адмирала, в своем дневнике: «14 января в 6 час. вечера два чешских офицера заявили, что они только что получили от ген. Жанена приказ выдать Колчака и его штаб местным властям. Адмирал выслушал их с полным спокойствием, ни словом, ни жестом не дав им почувствовать, что он боится смерти. С горящими глазами и горькой усмешкой он сказал: „Так вот смысл гарантии, данной мне Жаненом, – гарантии в беспрепятственном проезде на Дальний Восток. Акт международного вероломства! Я готов ко всему!“ Непосредственно вслед за этим он был арестован и заключен вместе со своим премьер-министром Пепеляевым в иркутскую тюрьму.

Такой образ действия Жанена вызвал замешательство среди высоких комиссаров, находившихся в Харбине. Однако и они не могли иметь к нему претензий в виду их недавних обращений к нему о скорейшем отъезде его из Иркутска. Поэтому теперь на все свои замечания они получали только обидные ответы. Ген. Жанен заявил им, что если бы чехи не выдали адмирала, то на них самих было бы произведено нападение и что он совершенно не признавал авторитета высоких комиссаров. „Я считаю себя ответственным только перед чешским правительством, которое дало приказание вернуть войска в Чехословакию, и перед Советом союзных держав в Париже, который поручил мне осуществить эвакуацию“ – сказал он и притом прибавил: „Повторяю, что с несчастным Его Величеством Николаем II было меньше церемоний [чем с адмиралом]».

Наглость этого заявления не уменьшает его правдивости. Однако нельзя не принять во внимание и трудности того положения, в каком находился Жанен.