Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.) Страница 17

— Она — мать моего друга. Дважды была замужем. Эта женщина старше меня, как в книге о Пророке Мухаммеде… Я ходил кМеня не обижали и не приставали ним в дом. То, что Кусум влюблена в меня, — моя вина!

А ее сын — твердит о тебе. Говорит — будет жив, придет за тобой! Получается некрасиво! Нечестно! Кусум религиозна! По мнению общих знакомых, наш брак — проверка веры»

Я тихо, но твердо ответила:

— После таких действий ты меня не увидишь! Чужой муж нам в доме не нужен!

Мама одернула меня:

— В это жуткое время о нем будут заботиться! Ты должна понять: у него в детстве был интернат, голод, холод. Наконец появится семья… Не думай о себе. Думай о нем!

Царевна

3 декабря 1999 г., пятница

10:00

Бомбят самолеты. Уже сорок минут! Лежим с бабулями Ниной и Стасей в нашей нише, на полу. Бомбят с раннего утра. Нам не дают передышки.

Сегодня, 3 декабря, день рождения моей подруги детства Аленки.

Я думаю о ней.

Где она?

Скитается где-то по глубинкам России.

Но хотя бы не здесь, где повсюду смерть.

Я лежу с подушкой на голове от возможных мелких осколков и пишу.

Вспоминаю свое видение. Именно видение — сон:

…Дорога. Темно.

Машина УАЗик. Убиты люди. Мужчина и женщина.

Второй мужчина жив! Ему Аладдин и Джинн совместно оказывают помощь.

Кусум одна. Идет по снежному полю. Она в ярко желтом платье.

Девушка, Лолита, стоит напротив меня. Одета во все черное. С цепью на шее, а на цепи — лезвие.

Уже несколько дней нет Аладдина! Из дома ушел Мансур…

Мне трудно дышать — так болит моя душа.

Город бомбят с восьми утра.

Сейчас 13:30.

У меня на руке часы.

Идет обстрел нашего района сразу из нескольких видов оружия.

Мы так привыкли, что спим или читаем в коридорной нише. Только голодно.

Постоянно хочется есть.

И страшный холод.

Патошка-Будур

4 декабря 1999 г

Я прошу маму разгадать мой сон.

Тот, где освещен ярким светом «мой» Аладдин. Лолита с лезвием вместо кулона на шее…

Кусум — одинокой фигурой в желтом бредет по полю…

Мама отвечает с нежеланием. Отрывисто. Односложно.

— Возможно, ребят обвинят в том, чего они не совершали… Будут неприятности, большие.

Аладдин "везунчик"! Он выпутается, попав в беду. Найдутся мужчина и женщина, они помогут. У Кусум — разлука с кем-то близким. Сильное переживание. Боль! И скорое одиночество. Для девушки Лолиты — скорбь. Возможно, потеря близкого человека.

Есть вероятность насильственной смерти для нее самой…»

— Мне интересно, что же здесь касается меня? — настаивала я.

— То, что у нас нет муки. И несколько дней нет хлеба! — огрызнулась мама.

Теперь наши постоянные соседи — пожилые женщины Стася и Нина с внуком, Валиным старшим сыном. У него повредился рассудок.

Нас бомбят мало. Больше по нашим домам бьют из орудий.

Появились ребята-боевики. Скромные парни-крестьяне. На русском языке говорят с акцентом… К бабулькам постучали, спрашивают:

— Дадите мыло?! Не хотим сами лазить.

Представились. Они — из Наурского полка. Будут ходить в наш двор за водой, в пожарные колодцы. Обосновались в здании института, за пустырем. Сказали, что здесь прикрывают вывоз раненых. Боевики притащили легкую пушку. Поставили ее у нашего подъезда. Пальнули! Все женщины, и я с мамой, собрались и группой, без мужчин, подошли к ним. Попросили:

— Уходите! Из-за вас наши дома разобьют. Вы в воздух стрельните, между зданиями, а в ответ — прицельный огонь. Из орудий! Или бомбы… По нашим домам! У нас старики, больные и дети!

Боевики поняли. Сказали:

— Подойдите к командиру. Мы сами не решаем.

Все дружно пошли. Командир разрешил им отойти от наших домов.

А боевики пообещали:

— Разрядим пушку и уйдем. Заряженную тащить нельзя!

Ушли.

Всего их было пять-семь человек. В другие дни мы видели, как эти парни таскают свою пушку-игрушку с места на место. По брошенным садам, по пустырю… Они делали вид, что их много. Вызывали огонь на себя. Стреляли в пустое небо, задрав ствол своего мини орудия перпендикулярно к земле. Объяснили жителям: «Пушка берет 7–8 километров. Мы никого не достаем»

В ночь на сегодня мне снились:

Погибшая соседка Раиса. У нее на лбу лента. На ленте а

арабские буквы. Текст лаконичен: «Нет Бога, кроме, Аллаха». Она мне улыбнулась, сказала:

— Война кончится. Ты останешься среди живых..

Мансур. Он ел холодный суп. Жаловался мне, что ему холодно и что он очень голоден! Привиделся его братишка Башир. Он шел в полном одиночестве по глубокому снегу. Двигался с трудом. В моем сне был сильный ветер. Ветер поднимал с земли снег. Горела островками сухая трава. (Среди зимы?) Братишка Мансура шел, шатаясь, с пустым мешком…

Я сразу, не просыпаясь, догадалась: он болен! Тяжело. На грани между жизнью и смертью. Кадры сна-фильма быстро сменяли друг друга. Я видела: моя мама лежит в постели. Она — в рваной одежде. Я стояла перед ее кроватью босиком. Старый, некрашеный деревянный пол. (Вместо нашего паркета.) На полу — колкий сор под моими ногами.

Только Аладдин не приходил ко мне! Даже во сне! Забыл меня?! Я не нужна ему больше?

Горят губы. Постоянно болит голова. С болью поворачивается в груди мое безнадежное сердце. Я с температурой. Почти не встаю. Я не читаю. Накроюсь с головой.

Лежу на полу в коридоре. Делаю вид, что сплю.

Сегодня осколок в правой ноге — мешает. Он двигается… Режет ее изнутри. Страшная боль.

Я молюсь. Ежедневно! Прошу, чтобы ни с кем, кого я знаю, ничего плохого не произошло.

Будур

6 декабря 1999 г

День пуст, как и вчерашний…

Пришел Аладдин.

Все было бы хорошо, если б не один факт, о котором я хочу умолчать.

Когда он подошел — я с трудом поднялась.

Меня шатало. Он заглянул мне в лицо и сам качнулся.

Закусил губу. Начал смотреть на пол, мимо меня.

Я стояла перед ним так, как будто меня избили.

Живого места на моем теле нет!

Огромная лавина камней скатилась на меня.

А началось так незаметно! Вначале был всего один камушек…

Я выползаю из-под камней. С усилием думаю: что дальше? Удивляюсь.

Я еще жива?

Допишу потом. Мне плохо.

Будур

8 декабря 1999 г.

Вечер.

Вчера, 7 декабря 1999 г., пока мама была на кухне, мы поцеловались.

Я счастлива! Я — умру счастливой!

Мама вошла, а «мой» Аладдин стоял на коленях у дивана.