Анатолий Уткин - Теодор Рузвельт. Политический портрет Страница 17

Однако Нью-Йорк, оплот олигархии богатства, пошел за республиканцами, и результаты стали: 233 голоса за Гаррисона, 168 голосов за Кливленда.

Ради победы кошельки миллионеров открылись перед республиканцами со всей щедростью. Неслыханная по тем временам сумма ― 3 миллиона долларов ― была собрана в фонд республиканской партии, из этой суммы 400 тысяч пожертвованы в последнюю неделю борьбы. Доллар стоит в американской демократии немало. Куда шли эти деньги? Босс Дадли, «ответственный» за Запад, 24 октября 1888 года приказал своим приспешникам поделить колеблющихся избирателей на «пятерки» и на каждую такую «пятерку» выделить верного человека с «необходимым фондом для этих пятерых, сделать этого человека ответственным за то, что его избиратели не уйдут от урн и проголосуют за нашего претендента».

Перед урнами для голосования политиканы-республиканцы громко говорили о морали, о продажности ничтожных демократов, равной лишь их глупости, о процветании в будущем, о работе для всех и блокаде дешевого труда эмигрантов, а главное о тарифе, защите американской промышленности и кредо патриотизма. Неорганизованный рабочий класс Америки в основном попадался на эту пропаганду.

Готовясь к уходу со своего поста, президент Кливленд, как и многие президенты до и после него, показал, насколько он силен задним умом. В последнем годичном послании конгрессу в декабре 1888 года он обрушился на «комбинации, монополии и сосредоточие капитала», которые наживались «не только за счет упорного труда и просвещенного предвидения, но и благодаря особому благоволению правительства». Эти монополии «созданы преимущественным образом за счет несправедливых присвоений того, что принадлежит массам народа». Гровер Кливленд вошел в американскую историю еще одним златоустом, показавшим свое понимание бед страны, но способным лишь на сугубо словесное выражение своего сочувствия. Впрочем, он также памятен тем, что вотировал вчетверо больше биллей, чем все президенты за предшествующее столетие.

Чтобы сделать новый бросок в жизненной борьбе, Рузвельту требовалось представить убедительное доказательство своей полезности правящему классу. Вскоре представился подходящий случай. В Чикаго 4 мая 1886 года двести полицейских с применением оружия разогнали митинг рабочих на Хаймаркит-сквер. Полиция схватила восьмерых рабочих. Никаких конкретных обвинений власти ни найти, ни сфабриковать не смогли, тем не менее суд приговорил семерых обвиняемых к смертной казни, одного ― к пожизненному заключению. Даже по меркам буржуазного суда того времени это было невероятное попрание элементарной справедливости.

Для Рузвельта, занятого выяснением в своих книгах исторической справедливости, происшедшее на Хаймаркит-сквер послужило поводом надеть тогу судьи современности. В публичных выступлениях и в частных письмах он обрушился на чернь, смевшую посягнуть на устои. Сестре он писал: «Мои люди (батраки на ранчо. ― А. У.) упорно трудятся, это хорошие работники, получающие за свою более продолжительную работу не больше, чем многие из этих бастующих... Я полагаю, ничто не доставило бы им большего удовольствия, чем возможность двинуться с ружьями на подобную толпу... Я хотел бы иметь их под своим началом... мои люди не боятся никого и неплохо стреляют».

Для политика и историка это четкое определение жизненных позиций. Едва ли только возрастом и взрывным темпераментом можно объяснить «кровожадность» его суждений. Трудно вовсе игнорировать импульсивность Рузвельта, но в данном случае он говорил то, что думал. Им владела вполне ясная идея: использовать свои позиции в Нью-Йорке и выйти к посту губернатора штата. Губернатору крупнейшего штата открыты в США любые дороги. Этим и объясняется откровенная реакция претендента. Он не оставил сомнений в своей классовой лояльности: дай ему власть, и он железной рукой пошлет полицию против бунтовщиков.

Выход Рузвельта к барьеру губернаторской дуэли в Нью-Йорке говорит о том, что честолюбивые мысли не оставляли его в глуши Дакоты. Ближайшая же крупная политическая возможность позвала его обратно. Пауза в политической деятельности Рузвельта отчасти объяснялась еще и тем, что республиканская партия несколько сдала свои позиции в Нью-Йорке. На выборах губернатора демократам противостояла Объединенная рабочая партия. Ее кандидат ― Генри Джордж был автором книги «Прогресс и бедность», где с мелкобуржуазных позиций критиковал капитализм. Демократы выставили некоего А. Хьюита, игравшего на обывательском страхе перед «грядущим анархизмом». В этой обстановке, когда основная масса избирателей пошла за демократической партией, выдвижение третьего претендента было делом обреченным. Все же республиканцы не хотели отступать без борьбы. Они вспомнили о Рузвельте.

Рузвельт откликнулся сразу. Его не смущала мысль о проигранной с самого начала борьбе. В октябре 1886 года он включается в предвыборную гонку, словно его шансы на выдвижение превосходны. Прежде всего решено было использовать ошибки конкурентов.г. Джордж своим радикализмом практически лишил себя шансов. Но и А. Хьюит с его бледными талантами явно не покорил воображение избирателей. Рузвельт действует так, как потом будет действовать всегда. Во-первых, он «ничейный кандидат». Он ни от кого не зависит. Его слова и мысли ― собственное достояние, а не подсказка партийных дельцов. Во-вторых, ко всему следует подходить с моральной точки зрения: нет объективных проблем, нет классовой борьбы, есть лишь выбор честного человека. В-третьих, в конкурентах нужно изобличать ставленников темных сил. Демократы представляют злокозненный Таммани холл, Объединенная рабочая партия ― фанатиков-анархистов.

Главным вопросом кампании, поставленным популярной книгой Джорджа, был вопрос о богатых и бедных в современном обществе. Хьюит проповедовал умеренную филантропию. Роль защитника индивидуальных усилий как панацеи взял на себя Рузвельт. Обитателям нью-йоркских трущоб он внушал, что лишь «упорная индивидуальная самопомощь» может вывести их из бездны нищеты. Его объяснения достойны цитирования: социальные беды «не могут быть разрешены при помощи законодательства, это все равно, что принять акт об отмене закона гравитации». Программа Рузвельта не привлекла ни тех, кому он советовал надеяться на себя, ни тех, кто в традиционной платформе Хьюита видел более надежное средство против социальных эксцессов. На выборах победил А. Хьюит.

После поражения на выборах 1884 года Рузвельт скрылся в глуши Дакоты, теперь незадачливый кандидат в губернаторы отправился в Англию. В первом случае Рузвельт бежал от тяжести утрат, новое путешествие сулило радость: на борту корабля с ним была невеста. В декабре 1886 года в Лондоне Т. Рузвельт женился на своей давней знакомой Эдит Карроу. С ней он прошел основную часть своей жизни. В порыве откровенности, характерном для Рузвельта, он критически оценивал себя в качестве супруга: «Временами я был бездумным и эгоистичным». О второй жене Рузвельта известно, что она обладала как лучшими из качеств ― добротой, мягкостью, ясным умом, так и переменчивостью настроения, требовательностью, переходящей в капризность, ради меткого замечания была способна обидеть человека. Сам Рузвельт испытал на себе язвительность ее суждений. Современники отмечали в Эдит Карроу Рузвельт «скорее наблюдателя, чем участника» дел своего мужа. У них росла большая семья. Помимо дочери от первого брака у Рузвельта появились трое сыновей и дочь.