Хайнц Кноке - Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945 Страница 17

Горы внизу выше 2000 метров. Их склоны покрыты снегом, при внимательном осмотре я увидел множество расселин и огромных валунов. Здесь посадка невозможна — от меня и от самолета мокрого места не останется.

Сонливость совершенно пропала, я напряжен до предела. Впереди ледник, рядом с ним небольшое горное озеро. Оно замерзло и по- крыто льдом. По всей видимости, озеро глубокое. Выдержит ли лед? Впрочем, другого выхода у меня нет.

Я приготовился к посадке. Она должна быть мягкой, на самую вершину ледника. Снизить скорость, опустить закрылки. Пропеллер замер. Земля несется навстречу. Шасси не выпускать. Теперь спокойно — посадка мягкая, как на масло. Взметнулась снежная пыль. 100 метров я скользил но скрипучему снегу. Наконец мой самолет остановился. Откинув люк, я спрыгнул на крыло, достал вещмешок и меховую куртку. Кажется, лед скрипит под тяжестью самолета. Он трещит и хрустит. Выдержит ли?

Я побежал к ближайшим скалам и с облегчением почувствовал твердую землю под ногами. От пережитых волнений мои колени дрожат. Немало летчиков, совершавших вынужденную посадку в таких местах, поплатились жизнью. Сейчас около 15.00. Через час мои товарищи совершат посадку в Осло и вызовут помощь. Они видели, где я приземлился. Но в любом случае этот день я буду вынужден провести здесь. К западу от места моей посадки я заметил ущелье. Прошел несколько сотен метров в западном направлении. С вершины холма я могу осмотреть равнину. На другой стороне, на 600 метров ниже, я заметил дорогу. Крутые обрывы неприступны для меня. Кроме того, вокруг, насколько я могу различить, нет никаких признаков человеческой жизни.

Мой самолет ровно стоит на льду. Думаю, лед достаточно крепок, чтобы выдержать тяжесть. Я проведу ночь в кабине Начинаю чувствовать голод. В карманах у меня шоколад и несколько сигарет. С этим я могу продержаться до утра. Хорошо, что перед отлетом успел взять с собой еще и мою меховую куртку. Она очень мне пригодилась, поскольку становится все холоднее.

С наступлением темноты я вытащил парашют и завернулся в него. Стало теплее. Затем я заполз в кабину и закрыл люк. Я смотрел, как снег кружится в небе, пока не заснул в кресле.

Ночью я несколько раз просыпался, одеревенев от неудобной позы, выходил и совершал пробежки около самолета. Ближе к полуночи снег повалил стеной. К утру были видны только хвост и лопасть пропеллера моего «мессершмитта».

Снег теперь падает довольно вяло. Я вижу не больше чем на 100 метров вокруг. С воздуха мне помочь не смогут, это ясно. Собираются ли они вообще меня искать?

Не имеет никакого смысла идти пешком, поскольку я быстро потеряю всякую ориентацию в этой буре. Время 8.00. Я съел плитку шоколада и пожевал одну сигарету, пожевал, потому что у меня нет огня. Это притупило голод.

Сидел в самолете, поскольку там теплее, но теперь снова вышел пройтись. От нечего делать перебрал инструменты и обнаружил, что электрооборудование не повреждено. Дал несколько очередей из пулемета. Над поверхностью озера взметнулись фонтанчики снега. Эхо от выстрелов многократно раздалось в мертвой тишине гор. Его должно быть слышно за несколько километров отсюда.

Час за часом я терпеливо жду. Ищут они меня или нет? Я пожевал еще несколько сигарет, чувство голода все сильнее. Никотин облегчает страдания.

Снег, видимо, никогда не перестанет идти. Уже 14.00. Погода ухудшается — поднимается ветер.

Через каждый час я стреляю из пулемета. Если ночью небо прояснится, смогу пустить сигнальную ракету.

Я потерял чувство времени в этом бесконечном ожидании. Снова наступила ночь. Снег налетает стремительными порывами. Шелк парашюта очень мягкий, нежный, как платье прекрасной женщины. Мысленно я могу отправиться куда угодно, а по-другому отсюда трудно выбраться. Я промерз до костей и не выхожу никуда, сижу и дрожу как собака, несмотря на меховую куртку и парашют. Это, видимо, из-за голода. Мой желудок восстал против табака, который я жевал.

Пытаюсь заснуть, чувствуя голод и холод.

Опять наступил полдень. Снег перестал идти. Сегодня они должны меня найти, иначе мне не выбраться отсюда. Время от времени я даю короткие очереди. Они должны найти меня сегодня.

В 16.00 я услышал собачий лай, а через минуту увидел прекрасного ирландского сеттера, он громко меня поприветствовал. Вскоре я пожимал руку старшему лейтенанту из альпийского полка.

Ночью меня отвезли на машине в Осло. Я немедленно доложил дежурному офицеру в штабе военно-воздушных сил.

Я прекрасно выспался этим утром в гостиничной комнате, предоставленной в мое распоряжение. В полдень меня забирает транспортный самолет, направляющийся в рейх. Он доставит меня в Аальборг в Дании. Там эскадрилья Лозигкайта пережидает плохую погоду.

Вчера я встретил горячий прием моих товарищей. Им очень понравился мой ирландский сеттер, Турит. Я купил его у горного отряда.

В 15.11 мы вернулись в Джевер. Турит спокойно лежал в багажном отделении за моей спиной во время перелета.

Эскадрилья специального назначения расформирована. Дитер и я вернулись в наши прежние звенья.

После возвращения из Норвегии я совершил уже более 150 боевых вылетов, патрулируя воздушное пространство над Северным морем с баз Джевер, Вангерооге и Гузум.

Все летчики — прекрасные профессионалы и хорошие ребята. Наш командир — капитан Доленга, я — его заместитель, а лейтенант Герхард, которого я знаю по 52-й истребительной авиагруппе, — наш главный инженер. Лейтенант Штайгер назначен к нам несколько месяцев назад. Это высокий рыжеволосый парень — прекрасный пилот, сбивший свой первый «бленхейм» при атаке на наш морской конвой несколько дней назад.

Унтер-офицеры Мауль, Фогет и Добрик — опытные солдаты. Они удостоены Железного креста первой степени в битве за Англию. Сержанты Веннекерс[13] и Раддац начали войну в Голландии год назад. Сержант Бирман, невысокий парень из Берлина, прибыл из России, как и я. В начале войны он вместе с пехотой был в Польше.

Наземный персонал тоже состоит из очень квалифицированных сотрудников. Большинство из них — специалисты, прежде работавшие на гражданской службе. Только небольшая часть их — профессиональные солдаты. То же и у пилотов.

Около года капрал Арндт руководит группой, обслуживающей мой самолет. Этот преданный парень, мой «Мессершмитт-109» и я образуем неразлучное трио. Мы еще долго оставались вместе.

Будет несправедливо не упомянуть наших четвероногих друзей. Турит, мой сеттер, прекрасен и избалован, темперамент у него как у примадонны — он самый быстрый пес в военно-воздушных силах. Фипс, обезьянка, — наш талисман, полная анархистка — она вовсе не признает дисциплину. Во время очередной инспекции она утащила фуражку полковника и забралась с ней на крышу ангара. Это была самая веселая инспекция, которую я когда-либо видел. Фипс была предупреждена о том, что ее отправят на русский фронт. Наверное, она будет нашим секретным оружием — если русские ее увидят, они будут смеяться так, что не смогут стрелять.