Святослав Рыбас - Сталин Страница 17

В итоге к тифлисскому инциденту было приковано всеобщее внимание. Оно усилилось после неудачной попытки Красина одномоментно в банках Стокгольма, Берлина, Женевы, Парижа, Мюнхена разменять захваченные Камо крупные купюры (всего пятисотрублевок было сто тысяч, это по нынешнему курсу примерно десять миллионов долларов США). Но из-за внедренного в окружение Ленина полицейского агента операция провалилась.

В Берлине был арестован Камо. Ему грозили экстрадиция в Россию и казнь.

Ленин и большевики оказались в очень трудном положении. Фактически, хотя это было известно немногим, нити от Сталина и Камо вели в финскую Куоккалу, где обосновалась «тройка».

Словом, ограбление на Эриванской площади загнало большевиков в тупик.

Ленин сначала был солидарен с Красиным и Богдановым по тифлисскому делу, но вскоре резко переменил точку зрения и стал выступать против «эксизма» как такового. Было очевидно, что он взял курс на размежевание со «старыми большевиками».

Этот маневр позволил ему расколоть «тройку». Понимая, что требует невозможного от Красина, связанного словом, данным Камо, держать все в тайне, он выдвинул обвинения в том, что он (Красин) «самовольно удержал 140 тысяч рублей фракционных денег, полученных от тифлисской экспроприации».

При этом стороны конфликта понимали, что любая огласка дела может трагически сказаться на положении Камо. Красин и Богданов были шокированы. К тому же они считали себя обязанными сохранить средства для спасения жизни Камо.

«Именно поэтому и Богданов, и Красин не считали возможным давать какие бы то ни были объяснения по существу выдвинутого против них обвинения в „присвоении партийного имущества“ и особенно возмущались поведением Ленина, который в качестве третьего члена „коллегии трех“ в свое время принимал участие в заключении соглашения с „кавказской группой“, а теперь не только допускал, что его ближайшие сотрудники (Зиновьев, Каменев и Таратута) предъявляют Богданову и Красину требование дать им отчет в расходовании этих сумм, но и явно их поддерживал, вернее, даже подстрекал их к усилению агрессии в этом направлении. Ибо ни у кого, конечно, не было и тени сомнения в том, что достаточно было Ленину сказать одно слово, чтобы указанная тройка его верных адъютантов от нападения на Красина и Богданова отказалась»25.

Впоследствии было специальное решение ЦК по этому конфликту, в котором говорилось, что ни одна из сторон не имела злого умысла, «причем каждая из сторон субъективно руководствовалась мотивами идейными и партийными», и предлагалось «ликвидировать все частного характера столкновения путем частных объяснений».

Ленин был единственным, кто голосовал против этой резолюции, так как в ней между строк прочитывалось, что его претензии к Красину носят личный характер. Однако Владимир Ильич оказался в стратегическом выигрыше, он первым понял, что в условиях спада революции надо изменить состав руководства фракции. Можно сказать, что управляемая им машина должна была совершить крутой поворот, и он сам сел за руль.

В итоге старая большевистская фракция была все-таки расколота. Партийная касса оказалась полностью под контролем Ленина, чем он вскоре не преминул воспользоваться, ограничивая выплаты своим политическим оппонентам.

На этом фоне становится еще более выразительной деятельность Сталина в Баку, связанная с захватом позиций в городском комитете.

Меньшевики обвинили его в расколе. Наивные люди. Они не понимали, что для него их обвинения — похвала. Ленинский урок он будет помнить всегда.

Девятого ноября 1908 года Сталина направили по этапу в Вологодскую ссылку. Его распределили в Сольвычегодск, куда он прибыл 27 февраля 1909 года. Ссыльные называли его «профессионалом, большим работником».

Двадцать четвертого июня он бежал, — сначала на лодке по Вычегде и Северной Двине, потом пассажирским поездом добрался из Котласа до Петербурга.

Семнадцатого июля секретный сотрудник полиции «Михаил» сообщал: «В Баку прибыл „Коба“, известный на Кавказе деятель социал-демократической партии. Приехал он из Сибири, откуда, вероятно, бежал, так как был выслан в 1909 году. Он был в областном комитете представителем от Бакинской организации и несколько раз ездил на съезды. Здесь он займет центральное положение и сейчас же приступит к работе»26.

Итак, Сталин снова оказался в привычной стихии. К этому времени можно отнести качественные изменения в его мироощущении, что потом он назовет переходом «из подмастерьев» в «мастера».

Первого августа в первом номере газеты «Бакинский пролетарий» появляется его статья «Партийный кризис и наши задачи». «Партия больна», говорилось в ней, она «пользуется широким идейным влиянием на массы», но оно «разбивается об узость организационного закрепления, — вот где источник оторванности наших организаций от широких масс».

Сталин отмечает, что заграничные партийные органы — «Пролетариат», «Голос», «Социал-демократ» — не способны объединить российские парторганизации.

В противовес «непостоянным интеллигентским элементам» он предлагает организовать партийные комитеты на заводах и фабриках — для отстаивания повседневных интересов рабочих. Эти комитеты — «основные бастионы партии». Эти комитеты должны объединяться по территориальному признаку. В итоге получится производственно-территориальный принцип построения партии, что и было в годы советской власти особенностью государственности СССР.

Далее Сталин подчеркивал необходимость издания в России (а не за границей!) общероссийской легальной руководящей газеты, это — прямая задача ЦК.

«Мало того, мы утверждаем, что только таким путем можем превратить ЦК из фиктивного центра в действительный, общепартийный центр, на деле связывающий партию и на деле задающий тон ее работе»27.

Между строк статьи явственно проступает критика Ленина и «фиктивного ЦК». Это голос практика, осмеливающегося говорить без обиняков.

Возможно, в этой статье кто-то мог снова увидеть признаки раскола, но положение было действительно кризисным. Партии требовались новые идеи.

Сталин продемонстрировал, что вырос до уровня заграничных теоретиков, а в чем-то и определил их.

Ленин не случайно назвал Бакинскую организацию, как и Киевскую, в ряду «образцовых и передовых для России 1910 и 1911 годов». Но Ленин еще не видел, что внутри большевистской фракции появилась контрэлита, состоящая из «практиков», и Сталин становится выразителем ее взглядов.

Впрочем, Ленин эту тенденцию интуитивно улавливал, не придавал ей конфронтационного значения и даже опирался на нее в борьбе внутри ЦК, ведь он был, как мы знаем, не всесилен.