Александр Керенский - Потерянная Россия Страница 17

Конечно, все эти меры, усиливающие власть, встречались не везде и не всегда сочувственно. Даже у многих далеко не левых политических деятелей усиление административной власти революционного правительства вызывало неприятные воспоминания о политическом произволе старой власти. В особенности насторожено было общественное мнение против воздействия на печать.

Закрытие и запрещение большевистских газет, в особенности на фронте, встречалось, конечно, общим сочувствием. Но когда дело дошло до необходимости приостановить две большие столичные газеты — одну крайнюю левую, газету Горького «Новую жизнь»[39], другую крайнюю правую, «Новое время»[40], — то во всех без различия политического направления литературных кругах против этого протестовали; говорили: Керенский хочет для печати восстановить времена Плеве[41]. Право же внесудебных арестов (административных) было даже одним из поводов спора между Временным правительством и представителями конституционно — демократической партии во время нового большого правительственного кризиса, открывшегося после большевистского восстания[42].

Верные доктрине правового государства либеральные законоведы решительно протестовали против «узаконенного правительством произвола». Правда, эта же партия требовала от того же правительства чрезвычайного произвола, т. е. самой широкой административной борьбы с большевизмом. Но эта некоторая логическая непоследовательность объяснялась отчасти тем, что административная высылка за границу, да и внесудебные аресты тогда, в июле месяце, грозили главным образом не революционерам слева, а поднимавшим все смелее голову оппозиционерам справа, т. е. сторонникам развивавшегося движения в пользу военной диктатуры[43].

Я только что упомянул о новом правительственном кризисе, который в наследие от большевистского восстания достался Временному правительству. Этот кризис начался выходом трех министров к. — д. из Временного правительства. Поводом ухода было несогласие с большинством правительства в украинском вопросе. Уход состоялся как раз накануне начала большевистского бунта. Этот частичный министерский кризис был большевистским восстанием или, скорее, его отражением в политическом сознании России превращен в кризис всего правительства. Он еще осложнился личным вопросом князя Львова.

Для его мягкой манеры управлять настали времена слишком трудные. Необходимо было больше резкости в обращении с людьми, больше внешнего нажима в манере управления. Впрочем, мне очень трудно говорить объективно о причинах ухода князя Львова, во — первых, потому, что его место пришлось занять мне, а во- вторых, потому, что мое личное отношение к этому замечательному, ныне покойному, человеку не дает мне возможности видеть в его деятельности те слабые стороны, которые, конечно, и у него были, как у каждого из нас.

7 июля, на другой день после моего возвращения с фронта, 1 князь Львов вышел из состава Временного правительства. В том же заседании правительства, в котором была принята отставка князя, было подписано постановление о моем назначении на его 1 место, с оставлением меня в должности военного и морского министра.

Только после ухода князя начал развиваться по существу новый правительственный кризис. Разрешать его пришлось уже мне.

9 июля ВЦИК Совета солдатских и рабочих депутатов, а также ЦИК крестьянских депутатов в особом воззвании к стране объявили Временное правительство — «Правительством спасения родины и революции». Воззвание требовало от солдат, крестьян и рабочих полного доверия и подчинения единой национальной всенародной власти. Тогда же Общее собрание полков Петербургского гарнизона единодушно вынесло резолюцию о доверии «только Временному правительству».

Однако при каком угодно доверии революционных и левых организаций необходимо было восстановить внутри правительства тот союз (коалицию) всех живых сил страны, в существовании которой и лежал залог быстрого возрождения государства. Пустое место, оставленное уходом трех министров из партии к. — д., должно было быть заполнено людьми, выражающими те же политические и социальные настроения.

В июле месяце это было даже более необходимо, чем в апреле или мае, ибо теперь за спиной партии к. — д. соорганизовались все политические и социальные силы государства, представлявшие интересы имущих классов, высшего командования и остатков старой бюрократии, отчасти даже аристократии. Этим я вовсе не хочу обвинять партию народной свободы, имевшую в своем прошлом огромные заслуги перед русским освободительным движением, в том, что она по существу «изменила своей программе и перешла на службу реакции», как выражались тогда не одни только большевистские демагоги. Все в идеологии конституционно — демократической партии осталось на своем месте. Только человеческий материал, наполнявший ее ряды, весьма резко изменился. Ведь все партии, существовавшие до революции и занимавшие место направо от либерального центра, — все эти партии исчезли. Сама же кадетская партия стала правым флангом русской общественности после революции[44].

Очевидно, надпартийное, национальное правительство должно было иметь в своем составе ответственных представителей правого политического фланга, в лице членов той партии, которая после переворота твердо встала на почву республики.

Представители социалистических партий и вожди Советов совершенно откровенно стремились к тому, чтобы пополнение состава Временного правительства после ухода князя Львова обошлось бы как раз без представителей партии к. — д. С 7 по 13 июля положение в правительстве оставалось неопределенным, ибо в самый день назначения моего министром — председателем я снова уехал на фронт в армию генерала Деникина. После моего окончательного возвращения с фронта (кажется, 14 июля) все министры передали свои министерские портфели в мое распоряжение. Такой коллективной отставкой создавался новый способ пополнения Временного правительства.

Первоначально Временное правительство было как бы назначено Временным комитетом Государственной думы, чему предшествовало соглашение с Исполнительным комитетом Петербургского Совета. Второй состав Временного правительства (в начале мая) намечался уже самим Временным правительством, но совместно с представителями партий, Совета и Комитета Государственной думы. Теперь образование нового состава Временного правительства поручалось только его председателю, что, конечно, делало будущий состав правительства более независимым от внешних давлений.