Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932 Страница 17

С Арчем Гетти можно согласиться лишь в том, что четырехмесячный интервал между заявлением о разрыве с компартией Германии и заявлением о разрыве с Коминтерном и ВКП(б) был прямо связан с письмом в ЦК ВКП(б). Но можно ли считать это письмо проявлением искреннего стремления к примирению? Нам думается, что для этого нет никаких оснований.

Во-первых, Троцкий отлично сознавал крайнюю слабость, фактическую беспомощность той попытки объединения оппозиционных сил в СССР, которая была предпринята в 1932 г.

Во-вторых, он должен был прекрасно понимать, что беспощадное подавление объединенной оппозиции, которое сталинская группа осуществила в предыдущие годы, было предпринято отнюдь не для того, чтобы принять теперь ее лидера в свои распростертые объятия, не говоря уже о явной нереальности обещания Троцкого воздерживаться от критики.

Троцкий, разумеется, не знал о той резолюции, которую начертал Сталин на предыдущем его обращении в ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1931 г. по поводу судебной тяжбы с германским издателем Шуманом. Дело было связано с отказом Троцкого сотрудничать с этим издателем и выполнять подписанный с ним договор, ибо Шуман, как оказалось, напечатал книгу А.Ф. Керенского. В связи с рассмотрением дела в суде изгнанник считал, что московские лидеры должны представить в суд материалы, защищающие честь партии большевиков и ее руководителя Ленина («Объяснение по поводу заявления Шумана суду» публикуется в данном издании). Резолюция Сталина гласила: «Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ [Исполком Коминтерна]. Пусть знает свое место»[75]. Повторяем, Троцкий не знал об этой резолюции, которая стала известна только сравнительно недавно. Но мог ли он ждать чего-либо иного от кремлевского владыки? Думать так означало бы считать Троцкого не опытным политическим деятелем, а подмастерьем в ремесле политика. Данное соображение следует тем более отнести к 1933 г.

Наконец, возвращение в СССР означало бы крах претензий Троцкого на руководящую роль как в самой стране, так и в международном революционном движении, а это для нашего героя было совершенно немыслимо, равнозначно политической гибели.

Зачем же в таком случае было послано злосчастное письмо? Мы убеждены, что цель письма состояла только в том, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, свою готовность к единству. Но продемонстрировать ее не советским лидерам, а своим сторонникам, а также беспристрастным наблюдателям на Западе, убедить их, что действительным виновником окончательного политического разрыва является не оппозиционное течение, а официальное руководство ВКП(б).

Иначе говоря, письмо было тактическим ходом, заранее рассчитанным на решительный отказ и последующую публикацию этого «секретного» документа. Об этом свидетельствует сопроводительное письмо от 3 мая 1933 г., «рассекречивавшее» обращение к большевистским властям. В нем говорилось: «При сем препровождается несколько копий секретного письма в Политбюро. Так как законный срок прошел, то письмо перестает быть секретным, хотя и не предназначено для опубликования. Лучше рассылать его «избранным», в том числе и дипломатам (не забыть Коллонтай, [Антонова-]Овсеенко и пр.). Я считаю возможным предоставить иностранным товарищам [возможность] цитировать это письмо на собраниях, если им это понадобится. Использованное в таком виде, оно произведет большее впечатление, чем в печатном виде»[76].

Думается, что скрытый мотив отправления «секретного» письма в Москву раскрывается здесь достаточно очевидно.

Так или иначе, первая половина 1933 г. представляла собой важный рубеж в жизни Троцкого. 17 июля 1933 г. он, получив визу правительства Франции, вместе с супругой покинул Турцию на итальянском пароходе и 24 июля прибыл во французский порт Марсель.

Вначале Троцкий проживал в местечке Сан-Пале вблизи г. Руайан в устье реки Жиронда, а с 1 ноября — в небольшом городе Барбизон возле Парижа. Такая ситуация создавала серьезные затруднения для общественной деятельности, но, как показало близкое будущее, была единственно приемлемой как с точки зрения безопасности, так и перспектив пребывания в стране.

В середине апреля 1934 г. местные власти сделали пребывание Троцкого в Барбизоне общеизвестным, и развернулась массированная кампания за его депортацию, в которой равно активно участвовали как компартия, так и праворадикальные силы. Правительство Г. Думерга под этим давлением приняло решение об изгнании Троцкого, но не могло вначале его реализовать, так как ни одно другое государство не соглашалось его принять. Изгнанник вынужден был переезжать с места на место, пока, наконец, не поселился с разрешения властей в альпийской деревне Домен. Здесь он находился около года, с июля 1934 по июнь 1935 г., когда в конце концов получил санкцию правительства Норвегии, где у власти стояли социалисты, иммигрировать в эту страну.

Пребывание в Норвегии оказалось, однако, кратким и драматическим. Вскоре после убийства С.М. Кирова 1 декабря 1934 г. советские власти, начавшие массовые аресты, которые являлись прелюдией к Большому террору 1936–1938 гг., стали обвинять Троцкого вначале в организации этого убийства, а затем в связях с «империалистическими державами», саботаже, подрывной деятельности, шпионаже и пр. Правительству Норвегии недвусмысленно разъяснялось, что дальнейшее пребывание Троцкого на территории этой страны влечет за собой ответные карательные действия СССР. Норвегии, в частности, угрожали, что будут прекращены закупки сельди у ее фирм, и такой демарш был значительно весомее, нежели соображения по поводу права политического убежища.

В августе 1936 г. банда правых экстремистов совершила нападение на дом, в котором жил Троцкий. Вслед за этим, через два дня после вынесения смертного приговора на первом московском «открытом» судебном фарсе Г.Е. Зиновьеву, Л.Б. Каменеву и другим подсудимым, за спиной которых якобы стоял Троцкий, 26 августа правительство Норвегии потребовало от него подписания заявления о полном отказе от политической деятельности. Требование было отвергнуто, и Троцкий оказался под домашним арестом. В основном неудачей окончились его попытки использовать суд над теми, кто осуществил нападение на его жилье, для разоблачения обвинений и разъяснения своей ситуации.

Троцкий фактически находился на положении заключенного до января 1937 г., когда правительством Мексики во главе с президентом Ласаро Карденасом ему было предоставлено право почетного политического убежища.

Главным содержанием французского и норвежского изгнания — второго этапа деятельности Троцкого после депортации из СССР — был его переход к созданию самостоятельной международной организации своих сторонников на базе полного разрыва с Коминтерном.