Иван Кожедуб - Неизвестный Кожедуб Страница 17

— Не робей, прыгнешь, а потом сам проситься будешь… Ну, ну, смелее!

Меня высота не пугала — я привык подниматься на нашу сельскую колокольню. Но вот подошла моя очередь прыгать, и мне тоже стало страшновато. Волнуюсь, но виду не подаю. Однако, застегивая лямки парашюта, никак не могу попасть в замок. Подходит инструктор по парашютному делу и помогает мне. Я взглянул вниз — там собралась толпа зрителей. До меня доносится спокойный голос инструктора:

— Смотрите вперед, вдаль и шагайте.

Я так и сделал. Шагнул — дух захватило. Не успел оглядеться, а земля уже под ногами. Как это оказалось просто, легко и приятно! А я так волновался, ожидая своей очереди! Кальков был прав. Во второй раз я прыгнул хладнокровно. Все внимание было направлено на то, чтобы приземлиться так, как учил инструктор.

Мы сдали последние экзамены и в начале апреля наконец отправляемся на маленький учебный аэродром. Он находится километрах в двух от города, среди полей. Едем туда на автомашине. Настроение у нас радостное. Мы поем свою любимую песню:

Там, где пехота не пройдет, Где бронепоезд не промчится, Угрюмый танк не проползет, Там пролетит стальная птица…

Звонко запевает Кохан.

Выстраиваемся на аэродроме. Начальник аэроклуба разделяет нас на группы. Петраков, Кохан и я попадаем в четвертую летную группу. К нам прикреплен инструктор Кальков. Я этому очень рад.

Начальник говорит

— Товарищи! Машины были законсервированы на зиму. Каждая летная группа приведет свой самолет в порядок.

Строем идем к ангару. Открываем дверь — в тени поблескивают настоящие самолеты. Нас подводят к «По-2» с хвостовым номером «4». Вот они, наши «живые» самолеты, с которыми мы пока знакомились только по учебникам!

Осторожно притрагиваюсь к плоскости. Немного разочарован: самолет не такой массивный, как я представлял, изучая его в классе по деталям.

Очевидно, у всех ребят такое же впечатление от первого знакомства с машиной. На лицах удивление. Только круглая физиономия Петракова сияет:

— Смотрите, ребята, он как живой дышит!..

— А он не развалится в воздухе, как вы думаете? — говорит кто-то.

— Ерунда! — кричит Кохан.

Техник нашей группы — пожилой человек в замасленном комбинезоне. Он давно работает в авиации, имеет большой опыт. Лицо у него добродушное, но говорит он с напускной строгостью. Он четко подает команду где браться за самолет, как его поднимать. Мы слышим новые термины. Самый сильный из нас, Петраков, поднимает хвост самолета на плечо, и мы осторожно выкатываем наш «По-2» на красную черту. Там, по порядку летных групп, крыло к крылу, выстраиваются все машины. Техник всем дает работу:

— Вон там, у ангара, — ведра, тряпки, мочало. Двое, — он показал на меня и Петракова, — принесут воду. Берите тряпки и начинайте обтирать фюзеляж. Смотрите поаккуратней!

Мы принесли воду и начали старательно мыть самолет.

Техник выполняет свою работу, но нас из виду не выпускает.

— Хвалить сразу не положено, но видно, что в вашей группе сачков нет! — замечает он, и мы еще старательнее вытираем и моем самолет.

— А что такое сачки? — вдруг спрашивает вполголоса Петраков.

— А это такой авиационный термин, — отвечает техник посмеиваясь. — Сачок — это лентяй и прогульщик. Понятно? Кстати, сбегай-ка в каптерку, принеси ведро компрессии.

Мы переглянулись. Техник был для нас лицом авторитетным, но мы отлично знали, что компрессия — это сжатие газовой смеси в цилиндре мотора. Правда, за эти два дня нам встретилось столько новых понятий, что мы побоялись попасть впросак и промолчали. Петраков помялся, но в каптерку побежал: приказание мы обязаны выполнять немедленно.

Вернулся Петраков быстро:

— Товарищ техник, каптерщик меня на смех поднял. Я ведь знал, только думал…

Техник расхохотался:

— Думал, знал, а сам побежал! Все вы, новички, такие! Учить вас надо!

У машины мы работали до темноты. На ночь вкатили самолет в ангар. Я не чувствовал усталости, хотя день был трудный.

Мы привыкли к жизни нашего маленького аэродрома и к новым обычаям. Работали добросовестно. Самолет требует бережного отношения к себе, приучает к дисциплине. Даже Петраков стал неузнаваем — куда девалась его лень! Правда, ему было трудно — сказывались пробелы в теоретических знаниях, к которым он еще недавно относился с пренебрежением. Теперь он расплачивался за это. Во время наземной подготовки Петраков часто допускал ошибки, и ему чаще, чем другим, доставалось от инструктора.

Мы долго возились с посадкой в самолет. Сначала садишься неуклюже, делаешь много лишних движений. Надо знать, куда ставить ногу, как влезать в кабину, садиться.

— Это должно стать привычкой, — твердил Кальков. — Нужно на земле отработать все необходимые навыки, научиться правильно вести себя в полете, потому что в воздухе нельзя тратить время на размышления, жечь бензин впустую.

Наземная подготовка проходила так Подойдешь к самолету и обращаешься к инструктору по всем уставным правилам:

— Товарищ инструктор! Учлет Кожедуб. Разрешите садиться?

Кальков медленно повернет голову, осмотрит с ног до головы и скажет басом:

— Садитесь.

Привяжешься, быстро осмотришь кабину, проверишь сектора, приборы; движениями руки и ног, на ощупь убеждаешься в исправности рулей управления.

— Товарищ инструктор, — рапортуешь снова, — учлет Кожедуб готов к полету. Разрешите выруливать?

Инструктор отвечает в рупор:

— Выруливайте.

Благодаря ежедневной наземной тренировке я уже чувствовал себя в самолете уверенно и привык все делать по порядку. Достиг того, что называется автоматизацией движений.

Синяя книжечка «КУЛП» («Курс учебно-летной подготовки») изучена мною от корки до корки.

Всю работу по обслуживанию самолета мы выполняли сами. Подготавливали материальную часть, проверяли приборы, под руководством техника ремонтировали детали, ежедневно мыли и обтирали машину, приводили в порядок инструменты. Группы соревновались между собой, и я испытывал большую гордость, когда наша группа попадала на красную доску. А это случалось часто.

Большинство учлетов успешно закончило наземную подготовку. Инструктор следил за каждым из нас, а с отстающими занимался отдельно. Но если он видел, что учлет работает плохо, то предупреждал:

— Не подтянетесь — отчислю. Даю неделю на испытание.

Двое из нашей группы были отчислены. Они упрашивали Калькова оставить их условно, дать испытательный срок, обещали подтянуться, но наш строгий учитель был неумолим: