Отечества умножить славу… Биография М. В. Ломоносова - Ольга Дмитриевна Минаева Страница 17

А. С. Пушкин написал о Ломоносове в нескольких статьях: «О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова», «Путешествие из Москвы в Петербург». Он особенно подчеркивал широкий круг интересов ученого: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстию сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник: первый углубляется в историю отечества, утверждает правила общественного языка его, дает законы и образцы классического красноречия, с несчастным Рихманом предугадывает открытия Франклина, учреждает фабрику, сам сооружает махины, дарит художества мозаическими произведениями и наконец открывает нам истинные источники нашего поэтического языка»[125].

Однако Пушкин считал, что Ломоносов – не поэт. «Поэзия бывает исключительною страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни: если мы станем исследовать жизнь Ломоносова, то найдем, что науки точные были всегда главным и любимым его занятием, стихотворство же иногда забавою, но чаще должностным упражнением. Мы напрасно искали бы в первом нашем лирике пламенных порывов чувства и воображения. Слог его, ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным».

А. С. Пушкин развил эту мысль в статье «Путешествие из Москвы в Петербург»: «… как исправный чиновник, а не поэт, вдохновленный свыше, не оратор, мощно увлекающий. Однообразные и стеснительные формы, в кои отливал он свои мысли, дают его прозе ход утомительный и тяжелый. Эта схоластическая величавость, полу-славенская, полу-латинская, сделалась было необходимостью: к счастью, Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова. В Ломоносове нет ни чувства, ни воображения [курсив мой. – О. М.]. Оды его, писанные по образцу тогдашних немецких стихотворцев, давно уже забытых в самой Германии, утомительны и надуты. Его влияние на словесность было вредное и до сих пор в ней отзывается. Высокопарность, изысканность, отвращение от простоты и точности, отсутствие всякой народности и оригинальности – вот следы, оставленные Ломоносовым. Ломоносов сам не дорожил своею поэзиею и гораздо более заботился о своих химических опытах, нежели о должностных одах на высокоторжественный день тезоименитства и проч. С каким презрением говорит он о Сумарокове, страстном к своему искусству, об этом человеке, который ни о чем, кроме как о бедном своем рифмичестве, не думает!.. Зато с каким жаром говорит он о науках, о просвещении»[126]. Пушкин приводит отчет Ломоносова о научных трудах с 1751 до 1757 гг., написанный для И. И. Шувалова.

И этот отчет только подтверждает правоту Пушкина, который написал: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом»[127].

Широту интересов Ломоносова подчеркивает и академик М. П. Погодин: «Производя такие опыты, издавая такие сочинения, Ломоносов в то же время читал лекции, управлял гимназией, писал проекты об академиях, университетах, гимназиях, путешествиях, изданиях газет, атласов, снаряжал ученые экспедиции, давал им инструкции, отвечал на все возражения, писал стихи на примечательные происшествия, сочинял надписи к фейерверкам, любимому удовольствию того времени, надписи к разным аллегорическим и историческим произведениям, сочинял оды»[128].

Оды Ломоносова нужно рассматривать в контексте современной ему литературы и журналистики, а также как образцы публицистики, имеющие общественное звучание.

Профессор А. В. Западов находит в одах Ломоносова «логическую убедительность, четкое построение, и высокая риторика сочетается… с поэтическими образами большого художественного достоинства. Это зрелый Ломоносов, поэт неподдельного гражданского чувства, опытный ритор и проницательный исследователь природы»[129]. Он также подчеркивает, что публицистичность од Ломоносова – их «своеобразная и замечательная особенность».

Оды Ломоносова выходили отдельными изданиями, включались и в сборники его сочинений. «Их ждали, в строки внимательно вчитывались, разглядывая за словесными украшениями и витиеватыми речами ясные и глубокие мысли поэта. Торжественная ода была единственной и притом официально признаваемой формой общения автора с читателем, она позволяла высказать думы, планы, соображения, для передачи которых русская общественная жизнь никаких других способов не давала»[130].

«Оды и были "газетами" Ломоносова, если угодно – "дневником писателя", средством связи его с читающей публикой, умевшей видеть за пышными похвалами императрице [Елизавете Петровне. – О. М.] принципиальные положения автора и понимать его намеки и аллегории»[131].

Ломоносов и Императорский Двор

Из биографии, написанной Я. Штелиным: «Его таланты и сочинения приобрели ему высочайшую милость императрицы [Елизаветы Петровны. – О. М.], которая, в изъявлении своего благоволения, пожаловала ему довольное поместье Каровалдай при Финском заливе; он пользовался особенною благосклонностию многих вельмож русского двора, как, например, канцлера графа Воронцова и брата его сенатора графа Романа Ларионовича, камергера Ивана Ивановича и генерал-фельдцейхмейстера графа Петра Ивановича Шувалова, гетмана и президента Академии графа Разумовского и многих славных ученых Европы и целых обществ, как например, повторюсь, королевской Шведской Академии наук и знаменитой Болонской Академии, которая сделала его своим членом; наконец, сама императрица Екатерина II всемилостивейше признала его заслуги и, зная его особенные познания о внутреннем устройстве государства и о состоянии островов, лежащих далеко на север, благоволила потребовать от него письменные его сочинения об открываемых тогда островах на Камчатском и далее на Ледовитом море и проч»[132].

Елизавета Петровна (1709–1761) – дочь Петра I, правила в 1741–1761 гг. На время ее царствования пришелся самый плодотворный период в жизни Ломоносова, да и карьера его складывалась успешно: при ней он стал профессором и коллежским советником, владельцем дома в Петербурге и поместья с 200 крепостных. Он надеялся, что Елизавета продолжит дело своего отца, посвятил ей несколько од и стихотворных надписей к иллюминациям в ее честь, а после ее смерти – надгробную надпись.

Несколько раз Ломоносов встречался с императрицей лично. Например, 27 августа 1750 г. он был на приеме у императрицы Елизаветы Петровны в Царском Селе и имел с ней беседу о значении науки для изучения естественных богатств России и развития отечественной промышленности[133].

Отношения новой императрицы – Екатерины II – и Ломоносова складывались не очень удачно. В мае 1763 г. она подписала, а потом отменила указ о «пожаловании» Ломоносова чином статского советника и «вечною от службы отставкою». Чин этот Ломоносов получил в 1764 г. и без отставки – в качестве признания