Александр Голубев - Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев Страница 17

Отказ от расширения экономических реформ повлек за собой критику тех экономистов, которые продолжали обосновывать необходимость применения рыночных механизмов в условиях советской экономики.

В результате в общественных науках произошел откат к ситуации если не 1940-х, то конца 1950-х годов.

Трудно сказать, в какой степени Брежнев инициировал эту политику, следил за ней или даже знал о ней. Но главным организатором «приведения к покорности» общественных наук был С. П. Трапезников, его давний соратник еще по Молдавии, занимавший должность заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС в 1965–1983 гг.

Если ситуация в общественных науках затрагивала прежде всего академические и университетские круги, то гораздо больший общественный отклик получила отставка А. Н. Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» и изменения в составе редколлегии, а также история с Нобелевской премией А. И. Солженицына и его последующей высылкой из СССР. Любопытно, что на высылке Солженицына настаивал Андропов, а вот министр внутренних дел Н. А. Щёлоков направил на имя Брежнева записку, в которой возражал против подобной меры и одновременно достаточно цинично предлагал: «Надо не публично казнить врагов, а душить их в своих объятиях. Это элементарная истина, которую бы следовало знать тем товарищам, которые руководят литературой». Судя по многочисленным пометкам Брежнева на этой записке, она пришлась ему по душе, но на конфронтацию с большинством Политбюро он не пошел. Тем не менее и принимать окончательное решение не спешил. Лишь в феврале 1974 г. (то есть через четыре года после присуждения Солженицыну Нобелевской премии и первых предложений Андропова по его высылке) появился закрытый Указ Верховного Совета СССР о лишении Солженицына советского гражданства.

И тем не менее было бы ошибкой считать, что после 1968 г. во внутренней политике полностью возобладал жесткий курс. После прихода на пост председателя КГБ Ю. В. Андропова изменились методы работы комитета. Выше уже говорилось, что существенно сократилось число арестов по политическим обвинениям. Много писали о том, что КГБ при Андропове стал практиковать помещение активных диссидентов в психушки, но одновременно забывали, что чуть ли не самым общепринятым средством воздействия стали так называемые профилактические беседы. Человека, который, например, допускал сомнительные высказывания, приглашали в КГБ и очень вежливо (предлагая при этом чай и бутерброды) разъясняли, что он не прав. Для многих такого вежливого предупреждения оказывалось достаточно, а на дальнейшую карьеру сам факт такой беседы практически не влиял.

Масштабы подобного профилактирования видны из отчетов КГБ – «соотношение числа лиц, подвергнутых уголовной репрессии и «профилактированных» органами КГБ в период 1967–1974 гг., составляет 1:25, а по такому виду особо опасных государственных преступлений, как антисоветская агитация и пропаганда, – 1:96». А если посмотреть на абсолютные цифры, то в период с 1967 по 1974 г. «профилактировано» было около 120 тысяч человек.

Л. И. Брежнев и Р. Никсон (1973). Между ними – переводчик В. М. Суходрев.

Но важнее было другое. Менялось советское общество. Постепенно возникала официально игнорируемая, но тем не менее весьма сложная социальная структура, сходная с социальной структурой других развитых стран. Радикально изменился уровень образования: к середине 1980-х годов каждый четвертый работник, по данным официальной статистики, был связан в основном с умственным трудом. Завершался процесс урбанизации: уже к началу 1960-х годов городское население превышало по численности сельское, причем изменение этого соотношения в пользу города продолжалось достаточно высокими темпами.

Возникло и приобрело некоторую известность диссидентское движение. Впрочем, сознательное политическое или идеологическое сопротивление было уделом узкого круга. Но гораздо шире были распространены неосознанные или полуосознанные формы недовольства. Чрезвычайно большую роль играли культурные и бытовые традиции. Само наследие русской и мировой культуры рождало духовное противостояние если не с режимом в его полноте, то по крайней мере с наиболее негативными его проявлениями. Постепенно возникали ячейки гражданского общества, хотя и не осознававшие себя в этом качестве. «Люди тянулись друг к другу. Образовывались как бы клетки новой общественной структуры. Впервые возникало настоящее общественное мнение», – вспоминали впоследствии участники этого процесса.

И это общество, точнее, образованная и политически активная его часть вступала в диалог с властью почти на равных. В течение 60-х – первой половины 80-х годов шел интереснейший процесс – власть примораживала идеологическую ситуацию в одной области, общество добивалось хотя бы незначительных уступок в другой. Постепенно, но неуклонно границы дозволенного расширялись. Возник феномен Высоцкого, бардовское движение, неформальное искусство. И это тоже характерная черта брежневского «застоя».

Ввод войск в Чехословакию и закручивание гаек в идеологической сфере породили у поклонников Сталина надежды на реабилитацию вождя.

Отдел пропаганды и отдел науки ЦК вместе с Институтом марксизма-ленинизма обратились к руководству партии с предложением подготовить статью к девяностолетию со дня рождения Сталина в декабре 1969 года. Большая статья с портретом Сталина была подготовлена к печати и разослана во все центральные газеты союзных республик и переведена на местные языки. Предполагалось, что сначала она выйдет в «Правде», а на следующий день и в других газетах.

Л. И. Брежнев и Р. Никсон.

На заседании Политбюро, однако, мнения о публикации этой статьи разделились. За высказалось очевидное большинство (Суслов, Шелест, Мазуров, Гришин, Шелепин, Косыгин, Устинов, Андропов, Воронов, Соломенцев, Щербицкий, Кунаев, Рашидов, Машеров, Капитонов). Против были Подгорный, Кириленко, Пельше, Пономарев.

Когда все высказались, Брежнев очень умело подвел итоги обсуждения:

«Скажу вам откровенно, что я вначале занимал позицию – не публиковать статью. Стоит ли нам вновь этот вопрос поднимать? Но, побеседовав со многими секретарями обкомов партии, послушав ваши выступления, я думаю, что все-таки действительно больше пользы в том будет, если мы опубликуем статью. Ведь никто не оспаривает его революционных заслуг. И никто не сомневается в его серьезных ошибках. И, конечно, речь не идет о том, чтобы перечислять какие-то цифры погибших людей. А в спокойном тоне написать статью на уровне понимания этого вопроса ЦК КПСС и в духе принятых решений съезда и ЦК. Если мы напечатаем статью, то будет каждому ясно, что мы не боимся прямо сказать правду о Сталине, указать то место, какое он занимает в истории, чтобы не думали люди, что освещение этого вопроса в мемуарах отдельных маршалов, генералов меняет линию Центрального комитета. Вот эта линия и будет высказана в этой статье».