Жан-Пьер Пастори - Ренессанс Русского балета Страница 17

Наверное, здесь надо отделять реальность от фантазии. В самом деле, трудно себе представить, чтобы Айседора Дункан из чистого безрассудства бросила шестнадцать учениц. Вероятно, она приняла все необходимые меры, чтобы обеспечить их проживание в пансионе для девиц. В середине октября она увозит их в Женеву. Пансион «Ласточки» на дороге Бу-дю-Монд, принадлежащий г-же Дуруз, приютит их… на целый год[153].

Айседора Дункан и Дягилев знакомы давно. Они встречались в Санкт-Петербурге, где первые выступления танцовщицы произвели фурор. Фокин был под огромным впечатлением от ее раскрепощенности; он не избежал влияния той новой эстетики, какую она привнесла в танец.

Итак, Дягилев приглашает Айседору и ее учениц в «Бельрив». По свидетельству Мориса Сандоза, «богиня» полулежит в шезлонге с бокалом бургундского; ей часто подливают. Девушки на террасе ради развлечения танцуют танец падающих листьев.

«Очень мило, – иронически замечает Дягилев, когда последний лист ложится на землю. – Это будет иметь успех в Германии и в Австрии»[154].

Подпись внутри самого рисунка: В Трокадеро. Клотильда и Александр Сахаровы в «Негритянской песне» и «Гитаре»

Несколькими месяцами ранее в Лозанне находит приют еще один «порвавший со средой» танцовщик, на сей раз русский. Его имя – Александр Сахаров. Из-за войны ему пришлось покинуть Мюнхен, где он давал серию сольных выступлений. Его друзья, художники Марианна фон Веревкин и Алексей фон Явленский незадолго перед тем обосновались в Сент-Прексе, прелестной деревушке, также расположенной на берегу озера, возле Моржа. Сахаров присоединяется к ним.

Его творческая манера только вызревает. А значит, вполне естественно, что он сближается с женевцем Эмилем Жак-Далькрозом. Основатель ритмики принадлежит к числу тех, кто подписал письмо протеста против варварского акта немцев – бомбардировки Реймского собора в сентябре 1914 года. За это его подвергают репрессиям: двери его института в Хеллерау, неподалеку от Дрездена, отныне для него закрыты. Преодолевая отчаяние, «Мсье Жак» при поддержке нескольких влиятельных лиц намерен открыть в Женеве собственную школу[155]. Именно у Далькроза Сахаров встречается с Дягилевым и Стравинским[156]. Что это – визит вежливости или рабочая встреча?

Школа Дункан на сцене

В 1916 году, когда Айседора, отправившаяся в турне по Латинской Америке, оказалась не в состоянии выслать ученицам ежемесячный чек, а их личные сбережения подошли к концу, возникает идея организовать в их пользу благотворительный спектакль. Устраивать его без формального согласия Айседоры неловко. За советом обращаются к друзьям «Школы», в частности, к композитору Эрнесту Блоху, который пока еще живет в Женеве: в США он переедет в том же 1916 году и сделает там блестящую карьеру. Наконец Августин Дункан, брат Айседоры, на попечение которого она оставила своих учениц, берет на себя ответственность за несколько представлений. Первый спектакль будет дан в Большом театре.

«Это не балерины, а скорее мимы, и им, к сожалению, не всегда хватает чувства меры, – читаем мы в «Журналь де Женев». – Они не в точности воплощают музыку, как ученицы ритмической школы Далькроза. Они прыгают и передвигаются по сцене под музыку, как бы иллюстрируя ее: они не служат ей, вся их сила и движение выражают лишь их собственную резвость. Добавлю, что у них совершенно отсутствует страсть. Русские, попирающие музыку, которую танцуют, выглядят совсем иначе, они воодушевлены! А тут – никакого возбуждения, зато много нежности, стыдливости и томности. Очень мило и немного пошло»[157].

С наступлением осени ученицам Айседоры Дункан приходится разделиться. Самые юные возвращаются к семьям, явно разочарованные, что им так недолго довелось поработать с наставницей. Шестеро старших, выпускницы берлинской школы в Грюневальде, Ирма, Анна, Эрика, Лиза, Марго и Тереза, которых критик Фернан Дивуар назвал Isadorables («обворожительными, как Айседора»), полны решимости вернуться в Нью-Йорк, куда Айседора возила их в 1914 году. Последний спектакль состоится в «Театр де Лозанн» 4 ноября 1916 года. В программе, в частности, «Аве Мария» и «Военный марш», танцы из «Орфея» и из «Ифигении» Глюка.

Дягилев знаком со Стравинским уже по меньшей мере три года. Именно в Хеллерау он встретил Мириам Рамберг – в то время еще не носившую псевдоним Мари Рамбер, – которая помогала Нижинскому во время репетиций «Весны священной». Однако скорее всего Дягилева и Стравинского привел в Женеву какой-то замысел. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что в январе 1915 года Стравинский просит у Ансерме адрес Далькроза.[158] Спустя два месяца он получает от Дягилева письмо с такой припиской: «Ранее, чем говорить с Далькрозом, надо посмотреть, какой у него материал»[159].

Дягилев предлагает Сахарову вступить в его труппу[160]. Но об этом не может быть и речи. Молодой человек – художник, костюмер, танцовщик, хореограф – вынашивает честолюбивые планы. В 1913 году в Мюнхене он встретил женщину своей жизни: немецкую красавицу-танцовщицу Клотильду фон дер Планиц, выступавшую под псевдонимом Клотильда фон Дерп. Артисты уже сотрудничают. На Рождество 1914 года они вновь встречаются в Берне. Между ними завязываются личные и профессиональные отношения.

Неудивительно, что осенью 1915 года Клотильда в сопровождении матери также приезжает в Лозанну. Официально – для того, чтобы брать уроки у маэстро Чеккетти. Дягилев охотно дает свое согласие.

«Я наслаждалась уроками Чеккетти, – напишет она в воспоминаниях. – Мне нравился его чистый, мощный стиль, совершенно с тех пор утраченный. Вразрез с современной техникой, Чеккетти, например, не позволял в арабеске поднимать ногу выше 90°. Его движения были словно набором абстрактных треугольников и кругов. (…) Чеккетти страстно отстаивал эту умеренность.

«Сильфиды». Гравюра на дереве Анри Бишофа. Частная коллекция

Не показывая последних пределов движения, но позволяя зрителю угадывать бесконечные возможности, он создавал особый стиль, из которого складывался чистый балет. «Вам здесь не цирк!» – кричал он непослушному ученику. Его приступы гнева были слышны даже на улице»[161].

После отъезда Дягилева и его труппы Клотильда и Александр останутся в Лозанне. Но в конечном итоге в 1917 году переедут в Цюрих вслед за своими друзьями Веревкиной и Явленским.