Сергей Нечаев - Казанова. Правдивая история несчастного любовника Страница 17

Но куда направиться?

Вот, например, хороший город Милан, но там Казанова, проведя ночь с некоей Мариной, был арестован патрулем за нарушение комендантского часа. Заключение оказалось развеселым: в караульном участке он вместе с дежурными офицерами несколько часов забавлялся с двумя шлюхами самой отталкивающей наружности. Результат? Опять пришлось лечиться полтора месяца, соблюдая режим и скучая. Сам Казанова об этом пишет так: «Из-за дурной погоды я был вынужден провести шесть недель в своей комнате».

Отметим, кстати, что подобная «дурная погода» случалась в жизни Казановы как минимум семь раз, что было неизбежно в условиях напряженного сексуального конвейера, в которые он сам себя загонял, стремясь компенсировать недостаток настоящей любви тривиальными совокуплениями за деньги. И каждый раз за этим следовали шесть недель не самого приятного лечения. А ведь это почти год жизни, который можно было бы прожить так, чтобы не было мучительно стыдно… Чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое… Ну, и так далее.

Вылечившись в очередной раз, Казанова решил начать новую жизнь… во Франции. Прямо скажем, странное решение. Ведь Франция — это не просто страна. Это — сама любовь. Недаром же французов всегда считали особо страстными и неутомимыми в любовных утехах. Недаром же именно французский язык стал интернациональным языком любви. А француженки?.. Нет, мы даже не будем продолжать эту тему, тут и так всем все ясно. Желая начать новую жизнь, Казанова определенно сделал неправильный выбор.

Глава девятая

Первый приезд в Париж

Нет в мире человека, который сумел бы все познать, но всякий человек должен стремиться к тому, чтобы познать все.

В июне 1750 года Казанова приехал в Турин и там познакомился с неким Антонио-Стефано Баллетти. Этот человек был на год старше Казановы и очень быстро стал его ближайшим и полезнейшим другом.

Антонио-Стефано Баллетти был сыном знаменитых актеров. Его мать, Дзанетта-Роза-Джованна Беноцци, по мужу Баллетти, блистала в Париже под сценическим псевдонимом Сильвия. А еще, что немаловажно, Антонио-Стефано прекрасно владел французским.

Вместе они выехали из Турина и на пятый день прибыли в Лион, где провели неделю. Там, уже на территории Франции, Казанова повстречал самую знаменитую из венецианских куртизанок, которую звали Анчилла. Она была необычайно красива, и всякий, глядя на нее, обязательно желал насладиться этой красотой, а она не умела никому отказать (при условии, конечно, что мужчина мог заплатить). Анчилла работала танцовщицей, и в Лионе Казанова застал ее вместе с мужем, с которым она возвращалась из Англии, где снискала успех в Хеймаркетском театре.

В Лионе же Казанова стал «вольным каменщиком». Он был введен в ложу господином, с которым познакомился у коменданта города генерал-лейтенанта Франсуа де Ларошфуко, маркиза де Рошбарона, брата кардинала Фредерика де Ларошфуко.

Потом, уже в Париже, он поднимется на вторую ступень, а затем и на третью, то есть получит звание «мастера». Однако он всегда будет относиться к этому с некоторой иронией, говоря, что все эти титулы — это всего лишь приятные выдумки, которые имеют символический смысл.

Кстати сказать, некоторые биографы утверждают, что именно масонство станет одной из причин его ареста в Венеции и что он будет после побега выступать в Париже в роли масонского мученика. Возможно, это и так. Вполне возможно и то, что Казанова станет секретным агентом Великой Ложи и будет заниматься международными связями лож. Во всяком случае, эта версия объясняет многие его неожиданные и ничем другим не объяснимые путешествия по Европе. Кстати, это объясняет и немалые суммы денег, которые вдруг стали появляться у Казановы, происхождение их он сам никак не объяснял. Впрочем, это лишь версия, так как все, связанное с масонством, покрыто такой тайной, что отличить правду от лжи порой вообще невозможно.

Из Лиона Казанова и Антонио-Стефано Баллетти отправились в Париж. Пять дней они ехали в почтовом дилижансе, и все пять дней Казанова не уставал восхищаться всем французским: улицами, манерами, официантами и кухней. Это и понятно, Франция всегда была родиной для любых иностранцев.

За пару километров до Парижа их встретила мать Антонио-Стефано, знаменитая в Париже актриса Сильвия.

— Надеюсь, сударь, — сказала она, — друг моего сына не откажется прийти к нам нынче вечером на ужин.

В то время итальянские комедианты были очень популярны в Париже, и многие из них располагались в Отель де Бургонь, ставшем знаменитым после того, как там пожил великий Мольер. Актер Лодовико-Андреа Риккобони, известный под именем Лелио, получил поручение составить труппу Итальянской комедии в Париже. Риккобони был женат на сестре Джузеппе-Антонио Баллетти, известного под именем Марио. Так вот Лелио и Марио стали играть любовников, а их жены, Фламиния и Сильвия, — соответственно любовниц. С 1750 года они играли все что угодно: итальянские и французские комедии, особенно Марио и Гольдони, трагедии, оперы, пародии, пантомимы и балеты. И во всем им сопутствовал громкий успех.

Что же касается личной жизни, то тут дела обстояли не так блестяще: после тринадцатилетнего брака с Марио Сильвия начала раздел имущества, так как вино — неизменный спутник успеха у актеров всех времен и народов — ввергло его в большие долги. Их дети — Луиджи-Джузеппе Баллетти, известный танцовщик, и Мария-Магдалина Баллетти, прозванная Манон (ей было всего десять лет), — как водится, разрывались между отцом и матерью.

Все Баллетти жили рядом с театром, а Казанова поселился в Отель де Бургонь, где располагались итальянские комедианты.

Следует сказать, что сорокадевятилетняя prima amorosa Сильвия не осталась одна. Она блистала в комедиях своего друга Пьера де Мариво, который именно из-за нее предпочитал Итальянскую комедию французскому театру. Она была настоящим идолом Парижа. Говорят, что между Мариво и Сильвией имелась многолетняя и не только «плодотворная творческая» связь.

Казанова, ставший добрым другом Сильвии, дает нам ее восторженный портрет. Он пишет:

«Весь ужин я самым пристальным образом изучал Сильвию: слава ее тогда была непревзойденной. Мне представилась она лучше, нежели все, что говорили о ней. Пятидесяти лет, с изящной фигурой, благородной осанкой и манерами, она держалась непринужденно, приветливо, весело, говорила умно, была обходительна со всеми и полна остроумия, но без малейшего признака жеманства. Лицо ее было загадкой: оно влекло, оно нравилось всем, и все же при внимательном рассмотрении его нельзя было назвать красивым; но никто и никогда не дерзнул объявить его также и некрасивым. Нельзя было сказать, хороша она или безобразна, ибо первым бросался в глаза и привлекал к ней ее нрав. Какова же была она? Красавица; но законы и пропорции ее красоты, неведомые для всех, открывались лишь тем, кто, влекомый магической силой любви, имел отвагу изучить ее…