Олег Смирнов - Неизбежность (Дилогия - 2) Страница 17

За всех ответил Василевский:

- Так точно, товарищ Сталин!

- У меня, товарищи, созрела идея: обратиться к советскому народу по случаю победы над Японией... Ведь наступит всеобщий мир, товарищи!.. Я уже сейчас думаю над этим обращением...

Ну, а вы подведете под него, так сказать, реальную базу...

Сталин улыбнулся - улыбнулись и военачальники. Сталин будто упрятал улыбку в усы - перестали улыбаться и военачальники. Малиновский подумал: в словах, в тоне Верховного - железная уверенность в победном исходе Маньчжурской кампании.

Сталин не сомневается в исходе: небывалая мощь стягивается на Дальний Восток, преимущество в технике будет подавляющим, войска опытные, закаленные, и командуют ими испытанные полководцы. Полководцы! И ты персонально отвечаешь за исход, с тебя полный и безоговорочный спрос. И Родион Яковлевич скова ощутил масштабы операции и масштабы своей ответственности.

Он вдруг заметил: сутулится. Выпрямился...

Между тем Сталин достал пз картонной коробкп папиросу и сел во главе длинного стола. Это было непривычно: прежде он неизменно курил трубку, иногда ломая папиросы, крошил пз них табак, набивал трубку, ЕЮ чтоб держать между пальцами дымяпгуюся папироску... И вот он рядом, близкий и далекий, недоступный, редко кому подающий руку. Лишь раз Малиновский был свидетелем, как целует Сталин: не в губы, не в щеку, а в плечо, на грузинский манер, - это было с видным западным дипломатом, дружественно настроенным к Советскому Союзу...

Неожиданно Верховный Главнокомандующий заговорил о том, о чем, видимо, сначала не собирался вести речь, ибо все было недавно обговорено у Василевского. Он уточнял сроки передислокации, состав войск, характер наступления всех трех фронтов.

легко оперировал датами, цифрами, фамилиями, географическими названиями, и Родион Яковлевич, не обижавшийся на собственную память, подивился исключительной его памятливости. Во время военной части разговора Сталин был серьезен, строг.

На его вопросы коротко, по ясно отвечали и Василевский, и командующие фронтами. Когда очередь доходила до Малиновского, он докладывал четко, свободно, однако ценой колоссального внутреннего напряжения, заставлявшего кровь стучать в висках.

В заключение беседы Верховный опять шевельнул в улыбке усами, сказал шутливо:

- Надеюсь, товарищи маршалы поторопятся с подготовкой операции, дабы мне не ударить лицом в грязь перед Трумэном и Черчиллем... Вы воюйте, а товарищ Сталин займется мирными, трудовыми проблемами страны, он уже наполовину штатскип...

"А я навечно останусь военным", - подумал Малиновский, когда все отулыбались, подумал с неугасающей озабоченностью, с жаждой действовать во весь разворот...

И в последующие несколько суток, что отдаляли его от Москвы и близили к Чите, эта озабоченность, эта тревога не проходили. Специальный скорый поезд, обгоняя воинские эшелоны, пассажирские и товарные составы, шел среди полей и лесов, равнин и гор, нырял в тоннели, - тогда в салоне зажигались лампочки, освещая Малиновского и его генералов и делая их чуть моложе, чем они были; выныривал из тоннелей на волю, в дневном свете виделись и седины и морщины - меты войны, как и раны.

Собравшиеся на перроне читинского вокзала генералы в белых кителях солнцепек, жара, асфальт плавится - томились неизвестностью. Стоявший в центре группы, широко расставив ноги, коренастый генерал-полковник черные усы подчеркивали белоснежность кителя - говорил соседу:

- Ума не приложу, что это за генерал-полковник Морозов?

Чем знаменит?

- Я тоже такого не знаю.

- Узнаешь! Мне из Москвы по телефону передали приказ:

встретить на вокзале. А затем... затем передать ему командование фронтом.

- М-мда...

- И я буду у него, у этого Морозова, заместителем... Сработаемся ли?

- С начальством надлежит срабатываться! Если что, так убирают подчиненного...

- Это ты верно... Ну да ладно, поглядим на генерала Морозова. Спецпоезд вот-вот подойдет.

Подошел спецпоезд. И у генералов в белых кителях глаза округлились от изумления: из вагона выходил в форме генералполковника не кто иной, как Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский! Точно, он! А погоны генерал-полковничьи! И не Малиновский он, а Морозов.

Уже перед легковой машиной, обернувшись к сопровождающим, Малиновский сказал:

- Меня не понизили в звании, и я не отрекся от отцовской фамилии... А если по-серьезному: где возможно, там необходимо всячески соблюдать скрытность прибытия на Дальний Восток и войск, и определенных лиц. В этих целях я пока побуду генералполковником Морозовым, маршал Мерецков генерал-полковником Максимовым, а маршал Василевский - генерал-полковником Васильевым. Так и документы будем подписывать...

- Ясно, товарищ маршал... виноват, товарищ генерал-полковник... проще выразиться: ясно, товарищ командующий! - сказал бывший командующий войсками фронта, ныне заместитель, и нашел в себе силы на юмор: Генерал-полковник тоже неплохое звание.

- Вполне, - сказал Малиновский; адъютант распахнул дверцу, и Родион Яковлевич опустился на сиденье рядом с шофером. - Поехали!

- На квартиру? - спросил сзади заместитель. - Сначала в штаб.

Машина поднималась по привокзальной улице. Малиновский всматривался в город - обычный областной центр, ничем не напоминавший прифронтовой город, хотя в нем и размещен штаб Забайкальского фронта. До зуда в пальцах захотелось взяться за штабные документы, за карты - это было нетерпеливое желание дела, такое желание бывает у каждого человека, любящего и умеющего вершить труд.

Одним из первых этих дел был визит в Улан-Батор. Душным июльским вечером с читинского аэродрома поднялся самолет, развернулся над городом, набрал высоту. В соседних креслах - маршал Малиновский и генерал Плиев. Малиновский, ворочаясь, вдавливаясь в кресло, говорил:

- До Улан-Батора долетим за час. Увидимся с Цеденбалом...

Какой же он все-таки молодой! Двадцать девять лет всего!

- С Юмжагийном Цеденбалом я не раз встречался, когда служил в Монголии советником, - вставил Плиев.

- Тем лучше! Не мне вам говорить, а все-таки скажу: надо, чтобы монгольские товарищи постоянно чувствовали в нас, советских военных, своих душевных, искренних друзей. От вас как командующего Группой многое будет зависеть. Крепкая дружба.

согласованность, взаимопонимание между нами и монгольскими товарищами на всех, скажем так, этажах, от командующего до бойца, облегчат вашу работу. И сцементируют Конно-механпзированную группу...

- Я понимаю, товарищ командующий, - ответил Плиев. - Монголы говорят: "С друзьями ты широк, как степь, без друзей узок, как ладонь".