Альфред Рессел - По дорогам войны Страница 17

Ветер немилосердно хлестал по волнам. Огромные водные валы вырастали до высоты двадцати метров и мчались друг за другом по ветру. Когда они налетали на судно, бедняга содрогался всем своим существом, казалось, вот-вот он отдаст концы. Лавины воды подхватывал вихрь, образуя из них огромные фонтаны, которые белыми водяными брызгами разлетались по воздуху. Все это напомнило мне вьюгу зимой, когда буран поднимает снег с поверхности земли. Вот море поднялось и, как гора, встало рядом, с нашим корабликом. Я смотрел и удивлялся: как это возможно? Затем тяжелое судно оказалось на высокой горе воды, будто часовенка на горе Ржип. В следующий момент мы вновь очутились в водной- пропасти, и море страшно высоко над нами вот-вот готово было накрыть нас собой. Как же оно до сих нор не поглотило нас, не раздавило? И все это сопровождалось воем и ревом урагана.

Но буря еще не достигла апогея. Вода буквально кипела, отчего в ней было больше белой краски, нежели, серо-зеленой. В мелкой водной пыли вдруг образовалась радуга, мгновение подержалась над водой и исчезла вместе с лучами выглянувшего на несколько секунд солнца.

Внутри наш "Шамнольон" выглядел весьма некрасиво. В салоне запоздало привязывали кресла и стулья (они побились), и салон напоминал зал в заброшенном замке. Каждую минуту что-нибудь с грохотом падало.

Ходьба по кораблю в такую бурю - это нечто, что нужно пережить! Вот иду я прямо по коридору. Вдруг чувствую - что-то меня останавливает. Поднятая нога зависает в воздухе, но шагнуть я не могу. В следующее мгновенье я лечу вперед, прямиком в стену, будто меня гонит неведомая сила. Потом как будто кто-то ухватил за ворот и - гоп! Вот я уже наверху, на следующей палубе судна, и не могу понять, как я там очутился. Вдруг у меня подкашиваются ноги. Мне приходится изрядно потрудиться, чтобы преодолеть тяжелое давление сверху. Я вижу, как капитан зуав тщетно пытается пройти по салону. Он выжидает, держась за. столб, прежде чем пуститься в путь, затем нацеливается на следующий столб, говорит себе: "Гоп!" - и мчится к нему. В этот момент налетает могучий шквал сбоку, и я вижу, как капитан проносится мимо спасительного столба, отчаянно размахивая руками и стараясь удержать равновесие, а затем распластывается у противоположной стены.

После обеда, в котором приняли участие очень немногие, мы пошли в курительный салон.

Я поприветствовал капитана корабля, но в этот момент внезапный рывок судна бросил меня на кресло, да столь неудачно, что я показал капитану свой зад. Всех это развеселило. Даже любимица капитана, такса, обидно усмехалась. Она удобно расположилась на диване и при резких поперечных наклонах судна съезжала на другой конец дивана, а потом ждала, когда при возвратном движении корабля поедет по наклонной плоскости дивана обратно. По ее выражению было видно, что она получает от этого удовольствие. По-видимому, это была особая "морская" такса.

Вечером мы должны были бы прибыть в Марсель, но скорость хода судна уменьшилась из-за шторма вдвое. Мы придем в Марсель с опозданием. На подходе к Марселю я спросил капитана, удалось ли спастись кому-нибудь в такую бурю при крушении. Подумав, он сказал:

- Не смогли бы спустить спасательной шлюпки, а кто попытался бы... - И не договорил.

14 февраля 1940 года, в 7.30 мы вошли в порт. Мы ступили на землю желанной Франции. Какой же Франции?

* * *

Марсель - город цветов, ароматов и прекрасных женщин. У нас было лишь несколько часов времени. Для таможенного досмотра транспорта нас из порта повезли в город, в крепость Фор Сен-Жан, известную резиденцию иностранного легиона. Когда я поднимался по крутым каменным ступеням в могучей крепостной стене, у меня было такое чувство, будто мы осужденные и живыми отсюда не выйдем. Унтер-офицеры-легионеры обучали во дворе крепости новоиспеченных рекрутов. Чтобы избежать зрелища колониального воспитания легионеров, я отправился в столовую, где сержанты во что бы то ни стало хотели напоить меня пернофисом, отвратным анисовым аперитивом, который помимо опьянения вызывал другие, более худшие последствия. Когда я отказался, они презрительно хмыкнули.

- Вот у нас был один парень, тоже чехословацкий офицер. Парень что надо! Мы его вытаскивали из-под стола! - заявили с одобрением сержанты.

Вечером мы поехали через Арль и Монпелье в Агд. В пути ко мне в купе подсел французский полковник с женой. С первой же минуты я понял, что мы были для них нежелательны. Это было видно и по их поведению, и из разговора полковника с кондуктором: мы ели сардины и не были одеты "comme il faut". Но делать было нечего - билеты у нас были в первый класс. И чего они с собой только не везли! Просто невероятно, сколько времени полковник потратил на то, чтобы устроиться на белых подушках и под толстыми одеялами, которые он вытянул из чемоданов. И тут я со вздохом подумал, что от этих людей нечего ждать сочувствия к нашей участи. Они знают только себя. Их единственная забота состоит в том, чтобы ничем не нарушить свое благополучие и комфорт.

Да здравствует Франция! Но Франция отважных, справедливых и мудрых...

В полночь мы добрались до лагеря чехословацкой части. Мы были у цели нашего путешествия.

Улица Мольера

Нас встретил старинный городок с пиратским прошлым: средневековые дома из камня, горбатые тротуары, булыжные мостовые. По узким переулкам, где всегда царила тень, медленно брели старые женщины, одетые во все черное; пробегала кошка; с громким стуком проезжала двуколка, запряженная тощей клячонкой. И над всем этим раскинулось сияющее небо Лионского залива. Таким был изображен на открытке городок Агд весной 1940 года.

Городок не имел канализации: помои, нечистоты выливались прямо на улицу. Водопровод был недосягаемой мечтой. В целях гигиены под нечистоты приспособили жестяные посудины, которые утром местная служба увозила вместе с содержимым за город. В XVI столетии городок еще лежал на море, потом воды реки Эро позаботились о том, чтобы наносы с Севеннского горного массива уходили все дальше в море. Теперь Агд расположен в десяти километрах от побережья. Здешние жители веками привыкали к неудобствам и не сопротивлялись старым порядкам. Агд не был бы Агдом, если бы стал иным, более современным. Улица Мольера не была бы самой живописной из узких улочек, если бы имела больше света. Но как здесь жить?..

На ночь меня поместили в вокзальном трактире. Утром чуть свет я поспешил в военный лагерь и с нетерпением искал взглядом первых чехословацких воинов. Но то, что я увидел, ужаснуло меня. Их обрядили в пестрые одежки времен 1870-1914 годов: красная фуражка, синий мундир, красные брюки. Только оружия не дали.

Военный лагерь находился за городом. Раньше здесь жили беглецы из Испании. Я увидел несколько деревянных строений, каждое примерно на сто человек. Это были грязные, сырые, зараженные насекомыми помещения. У входа в лагерь, обнесенный колючей проволокой, развевались французский и чехословацкий флаги. Как же чувствуют себя в таком окружении воины, готовящиеся к бою? Плохое жилье, конечно, не способствует укреплению духа, но все-таки это еще не все. Главное - решимость бороться. Мне не терпелось узнать, как обстоит дело с морально-боевой подготовкой в чехословацкой части.