Наталья Пронина - Великий Александр Невский. «Стоять будет Русская Земля!» Страница 17

Итак, «пророческое» указание апостола Андрея сбылось, «святое копье», насчет которого он «просветил» во сне Пьера Бартелеми, было найдено и извлечено из земли. С возгласами ликования, под пение католического гимна «Тебя, Бога, хвалим» реликвию положили на алтарь церкви Св. Петра. Весть о происшедшем быстро облетела стан крестоносцев. Настроение рати христовой сразу же поднялось. «Находка Святого копья вновь оживила наши сердца», — писал епископу Манассии в Реймс Ансельм де Рибмонте. По словам французского хрониста, «все воинство возрадовалось, каждый побуждал другого к мужеству, и не могли наговориться вдоволь о явившейся им божественной подмоге». «Весь народ, — вторит ему другой хронист, — услышав об этом, прославлял Бога»[94].

Словом, как и ожидали организаторы «чуда», эта находка чрезвычайно воодушевила крестоносцев. Они, пишет историк, решились сделать последнее усилие, чтобы освободить Антиохию от осады. 28 июня 1098 года крестоносцы предприняли удачную вылазку, которой руководил Боэмунд Тарентский, и прорвали мусульманское окружение. Спасение Антиохии и победа над Кербогой были приписаны чудесной помощи Святого копья, которое с тех пор сделалось палладиумом крестоносцев»[95]. Хотя в реальности, считает другой историк, крестоносцам помогло скорее то, что на короткий срок все командование армией сосредоточилось в руках опытного военачальника Боэмунда: он сумел осуществить решительный натиск на Кербогу и заставил турок уйти[96]. Немалую роль в успехе крестоносцев сыграли также «внутренние раздоры сельджукских правителей: вражда Мосула с другими мусульманскими княжествами»[97].

Итак, войско эмира Кербоги было разбито. Крестоносцы захватили и с необычайным зверством разграбили его лагерь. Как свидетельствует хронист, оказавшимся там женщинам «благочестивые воины не причинили никакого вреда, кроме того, что пронзали их животы мечами». Далее вновь начались самые разнузданные бесчинства и оргии. Некоторые хронисты, указывает исследователь, «словно смакуют эти картины (оргий), подробнейшим образом и в самых натуралистических красках описывая, в частности, бесчисленные яства, которые поглощали «христовы паломники»: «От быка поедали только бедра и мясо с плеч и очень мало — грудинку, о хлебе и вине говорить нечего, с какой легкостью они доставлялись». Крестоносцы настолько самозабвенно насыщали свои желудки едой и вином, что подчас даже забывали выставлять часовых и принимать меры предосторожности…»[98]

Но главным позором европейских крестоносцев являлось даже не это. Главным позором было то, что немедленно после одержанной победы внутри самого «христова воинства» с новой силой вспыхнула жестокая грызня из-за права власти над Антиохией. Основная борьба развернулась между двумя претендентами, уже хорошо известными читателю: Боэмундом Тарентским и Раймундом Тулузским[99]. Теперь соперники готовы были чуть ли не вступить друг с другом в бой. Однако до вооруженного конфликта дело все-таки не дошло. Большинство знатных крестоносцев не желали принять точку зрения графа Тулузского, который с необъяснимым упорством требовал передать город под власть Византийского императора — ведь сам же Раймунд в свое время отказался стать вассалом Алексея Комнина. Да к тому же и император не терял времени даром. Пока крестоносцы совершали свой поход в Сирию, Алексей отнял у них и вернул империи многие города на малоазиатском берегу (Смирну, Эфес и др.) и некоторые внутренние области малоазиатского полуострова (Фригию). Считая дело крестоносцев безнадежно проигранным (беглецы из-под Антиохии приносили дурные вести), византийское правительство отказалось помогать крестоносцам. Эта политика Византии, указывает историк, повысила шансы Боэмунда в его распре с Раймундом Тулузским, и в конечном счете Антиохия досталась князю Тарентскому. Так, в 1098 году было основано одно из первых крупных владений крестоносцев на Ближнем Востоке — княжество Антиохийское. Новоиспеченный князь Боэмунд Антиохийский, подчеркивает исследователь, перестал даже помышлять о продолжении похода на Иерусалим. «Святая земля» более не интересовала этого крестоносца: он нашел свою «святую землю», где можно было поживиться вдосталь! Так захватнический характер феодального Крестового похода выявлялся все более отчетливо»[100].

Вместе с тем неприглядная феодально-хищническая распря между Боэмундом Тарентским и Раймундом Тулузским из-за права власти над Антиохией сильно, на несколько месяцев, задержала общее движение «христовой рати» европейцев к Иерусалиму, что в конце концов вызвало возмущение, ропот среди рядовых крестоносцев, потребовавших немедленного продолжения похода. Волна этого протеста была столь велика, что граф Тулузский поостерегся медлить далее. Поздней осенью 1098 года он отдал приказ выступить из Антиохии в направлении сирийского города Маары[101]. Но и там грабительски-захватническая суть Крестового похода проявилась столь же ярко. Как записал один из хронистов, «многие из наших (рыцарей), вступив в город, ничего там не нашли: вся добыча уже была поделена между предводителями». Другой хронист добавляет: «Когда во время осады крепости сошлись вместе отряды герцога Бульонского, графов Фландрского и Тулузского, то вожди крестоносцев не нашли для себя лучшего времяпрепровождения, как похваляться друг перед другом богатствами, которые они захватили в странах сарацин»[102]. Во время штурма между ними произошло жестокое столкновение. Маара была беспощадно разграблена. «Всякий, кто находил в домах какое-нибудь добро, присваивал его в свою собственность»[103], — свидетельствует хронист-очевидец. Так, «истинно по-христиански» действовали «освободители» Гроба Господня, продвигаясь к Иерусалиму.

Впрочем, после не менее жестокого взятия еще одного города — Рамлы среди князей-предводителей крестоносцев вообще «стали раздаваться голоса о том, чтобы оставить путь на Иерусалим и двинуться «к Египту и Вавилонии»: «Ибо если благодаря милости божией одолеем царя египетского, то сможем взять не только Иерусалим, но и Александрию, и Вавилонию, и многие царства» — такие прожекты, в передаче хрониста, выдвигали некоторые самые жадные главари войска, которым успехи вскружили голову и которые совсем уже не помышляли ни о христианских святынях в Иерусалиме, ни о «помощи братьям-христианам», а думали лишь о «многих царствах» и возможности их завоевания…»[104]

В результате всего этого только одна пятая часть европейского рыцарского воинства (около 12–20 тысяч человек) добралась до Палестины — под начальством Готфрида Бульонского. Иерусалим был только что (в 1098 году) отнят у турок-сельджуков египетскими войсками халифа Фатимидов. В свое время этот египетский халиф обещал отдать христианам Гроб Господень, но теперь договор истолковывался в том смысле, чтобы допустить в Иерусалим лишь безоружных богомольцев. Следовательно, предстояла еще трудная борьба. К тому же европейцы были крайне утомлены дальним, тяжелым переходом по пустыне. Тем не менее, когда с высокой горы открылась наконец панорама древнего Святого града, это вызвало горячий восторг, а сама гора с того момента получила название Монжуа — «Гора радости».