Георгий Косарев - Сердце прощает Страница 17

- Ну, как, парень, дела? Сыт, здоров, прижился?

Цыганюк поднял на него глаза.

- Я же не собака, жить где-то надо.

- И то правильно, - сказал староста, - человек - это не скотина! На зиму и ее загоняют в хлев... Но это я так, промежду прочим интересуюсь. Хотя мне по моей должности и полагается знать, как живут людишки во вверенном мне селе.

Цыганюк промолчал, а староста, словно желая замять неприятное впечатление от своих последних слов, предложил:

- Кончай работу, подсаживайся к столу.

- Надо валенок залатать, зима на дворе.

- А куда тебе ходить-то? - усмехнулся Степан Шумов. - Бабенка тебя пригрела хорошая, кровь с молоком, приютился у ее юбки и знай сиди.

- Что я, без рук, без ног, что ли? - огрызнулся Цыганюк. - Надо мне и в мир выходить.

- И это правильно, - подтвердил староста. - Какая бы она ни была хорошая, а жить на бабьих харчах один срам. Надо и самому работать, присматривать что-нибудь подходящее.

- С подходящим-то тяжеленько в такое время... Война идет, - поспешил поправиться Цыганюк.

- Для кого идет, а для тебя кончилась, и неплохо. Вон какую подцепил себе цацу! Хоть она и вдова, а, поди, лучше любой девки, - ухмыльнулся староста и, положив на край стола расшитый атласный кисет, принялся вертеть самокрутку. - Да, чего и говорить, подвезло, подвезло тебе, парень. Это не просто баба, а конфетка.

Появившаяся в дверях Наталья улыбнулась, игриво-укоризненно бросила:

- Снаружи-то мы все, как конфетки, только изнутри ядовиты. Да и откуда тебе, Яков Ефимович, знать, какая я?

- Знаю, - решительно заявил староста. - Мне шестой десяток, в людях разбираюсь.

- Одно слово, в выборе кумы я не ошибся, - по привычке съехидничал Степан. - Дворянка она, Яков Ефимович, и все тут, чего и говорить, сразу видно - голубой крови.

- Тьфу, болтун! - с ужимкой произнесла Наталья и поставила на стол миску соленых огурцов, потом выложила из матерчатого свертка небольшой, домашнего копчения, свиной окорок.

Степан, запустив руку в широкий карман брюк, достал нож и принялся резать свинину на ровные продолговатые кусочки. Он резал и приговаривал:

- Добрый был хряк, породистый и, видать, будет скусный, съедобный.

"Спьяну-то тебе и крыса будет съедобна", - неприязненно подумала Наталья и вышла в чуланчик за хлебом.

Староста тем временем откупорил бутыль с мутноватым самогоном и в третий раз обратился к Цыганюку:

- Хватит, хватит работать, тащи себе стакан и давай к столу.

Цыганюк отставил в сторону валенок.

- Спасибо, я непьющий.

Наталья положила хлеб на стол и, ласково уставившись на своего постояльца, посоветовала ему:

- Садись, Мирон, развлекись чуток, от дум избавься...

Сама того не подозревая, Наталья попала в самую точку. Как только переступили порог Яков Буробин со своим помощником, сердце Цыганюка почувствовало неладное. Он уже много слышал о старосте и не представлял себе, как он, Цыганюк, вчерашний красноармеец, вдруг сядет с немецким старостой за один стол и будет говорить обо всем, что накопилось в душе... Было над чем задуматься Цыганюку.

- Коли вы уж так настаиваете, могу и присесть, - сказал он и придвинул свой круглый чурбан к столу.

- Вот так-то оно лучше! - удовлетворенно заметил староста, наливая самогон в поставленный Натальей третий стакан. - Ну что же, выпьем за твое здоровье, Наталья, за твой гостеприимный дом!

Яков и Степан мигом опорожнили стаканы и, морщась, стали хрустеть огурцами.

- Злая, собака, аж жгет, как перец, первач настоящий. Вот ведь вроде и деревенской выпечки, а городской не уступит ни в коем разе, - балагурил Степан.

Цыганюк все еще колебался. Лицо его было бледным, взгляд неспокойный.

- Что это ты ломаешься, как красная девица! - сказал ему Яков. - Пей, не раздумывай.

- Пей, брательник, пей, тоска пройдет! - нараспев проговорил Степан. - По себе знаю - пройдет... В кабаке родился, в вине крестился.

- Теперь хочешь не хочешь, а выпить надо, - сказала Наталья и присела рядом с Цыганюком. Тот взял стакан и, ни на кого не глядя, молча выпил бьющую в нос сивушным перегаром жидкость.

- Ну как? - осведомился староста. - Прошла?

- Как видите.

- Ничего, это только поначалу затруднительно, - сказал Яков и обратился к Наталье: - Может, и ты с нами выпьешь?

- Ой, что вы! - отмахнулась Наталья, но тут же, словно что-то взвесив в уме, придвинула к себе пустой стакан Цыганюка. - Разве только чуть-чуть, просто попробовать.

- Ну, как это попробовать! - возразил Степан. - Надо выпить по полной, наш век не так уж и долгий.

Староста, однако, налил Наталье полстакана. Она спокойно выпила самогон, обтерла влажные раскрасневшиеся губы рукавом и с аппетитом принялась есть податливую с мороза свинину.

- Горько, правда? - подмигнул ей Степан.

- Уж как не горько, - с усмешкой ответила Наталья.

- А когда обнесут тебя чаркой, и того бывает горше...

Через несколько минут Яков разлил остаток самогона. Но и без того все уже были под хмелем, который гулял, бродил по телу, путал в голове мысли. Яков щурил глаза, расправлял на обе стороны обвисшие от влаги усы, вытирал рукой мясистый нос с раздвоенным кончиком и все чаще похотливо взглядывал на Наталью.

А Наталья жалась к Цыганюку, который продолжал молчать и лишь изредка посматривал на старосту, будто старался разгадать его намерения.

- Ну, как, жизня-то твоя, полегче стала? - вполголоса справился Яков у Натальи, когда взгляды их встретились.

- Это почему же? - притворно удивилась Наталья.

- А разве худ у тебя помощник? Парень, видать, с головой, по глазам вижу. К делу пристроится - в люди выйдет...

Наталья торопливо сказала:

- Конечно, то дрова поколет, то воды принесет или сено задаст корове. Теперь все-таки не одна, а двоим-то как-никак веселее.

- Федька, прежний муженек-то, будто сейчас перед моими глазами стоит, - пуская синий табачный дым, многозначительно произнес Яков. Здоровый был, в плечах косая сажень, и подумать только, ни за что сгорел. Говорили, кулак, против Советской власти агитацию вел, подрывал ее, а что там было подрывать, она и так едва на ногах держалась. Стоило немцам ее тряхнуть - она и концы отдала, развалилась. И выходит, с виду-то она вроде нормальная, а изнутри с гнильцой, как дерево, пораженное червоточиной... Бот был бы сейчас Федька жив, ох, и пригодился бы мне здорово!

- Не надо, Яков Ефимович, об этом, - попросила Наталья.

- А твой отец чем занимался? - спросил староста Цыганюка.

- Хлебопашествовал.

- Середняк, бедняк?

- Середняк, по-моему. Да у нас в Заволжье земли у всех вдоволь. Сейчас-то, конечно, колхоз. Правда, перед коллективизацией батька чуть не загремел. По хлебу довели твердое задание. Потом разобрались - отменили.