Святитель Игнатий (Брянчанинов) - Собрание творений. Том I. Жизнеописание. Аскетические опыты. Книга первая Страница 18

Еще в Страстную Седмицу владыка сказывал, что у него был маленький удар, но так как он не оставил никаких следов болезненности, то обстоятельство это не возбудило никаких серьезных опасений. 25 апреля удар повторился. Архимандрит Иустин просил благословения послать за доктором, но преосвященный с твердостью, в мирном и покойном настроении духа сказал решительно: «Не надо» – и повторил несколько раз: «Мне так легко – хорошо!»

27-го, в четверг, преосвященный просил одного из присных своих, иеромонаха Каллиста, потереть его сосновым маслом: по окончании натирания он просил прощения у Каллиста и сказал, что принял от него эту послугу в последний раз. На вопрос иеромонаха: разве ему не нравится масло? – отвечал: «Нет, но дни мои сочтены».

28-го, в пятницу, после обеда, преосвященный по обычаю лег отдыхать, но вскоре встал, приказал подать чаю. Келейник Василий, заметив необыкновенную красноту лица, спросил о причине. Владыка объяснил это следствием слабого удара, который, хотя не произвел никакого особого повреждения, но вообще он чувствует себя столь нехорошо, что ожидает смерти. При этих словах, поразивших юношу скорбью и ужасом, первая мысль его выразилась вопросом: «Как мне жить без вас, владыко, ведь нынче очень трудно?» – Владыка ответил: «Да, батюшка, очень, очень трудно, так трудно, что ты себе и представить не можешь; и я думал о тебе и предал как себя, так и тебя воле Божией». Когда пришел к нему старший келейник, заведовавший хозяйством его келейным, иеродиакон Никандр, и предложил послать за доктором, то владыка отверг это предложение. Прежде он говорил не раз окружающим: «Когда я буду умирать, не посылайте за доктором, дайте мне умереть, как следует христианину – во внимании, не смущая и не рассеивая меня вашей тревогой». Архимандрит Иустин сказывает, что еще в начале прошлой зимы, по поводу разговора о лице, подвергшемся параличному удару, владыка сказал: «И я умру ударом». Архимандрит начал было возражать, говоря, что при его телосложении, худобе и образе жизни это невероятно, но владыка, кратко подтвердив свои слова, переменил разговор. К вечеру в пятницу владыка успокоился и приказал на субботу приготовить ванну, но, встав поутру довольно бодрым, говорил, что ему лучше, и прибавив: «А вчера чуть не умер», отменил распоряжение о ванне, сказав: «Уж не нужно».

В эти последние дни жизни своей преосвященный был воодушевлен ко всем необыкновенною милостью, как бы растворенной жалостью. Эта милость и с ней неземная радость сияли на лице болящего. В один из этих последних дней владыка, прощаясь с келейником своим, ответил на его поклон и прощание благоговейным поклоном до земли, сказав: «Ты меня, батюшка, прости». Полный благолепного смирения вид старца тронул келейника до слез. В эти дни не раз говорил ему владыка, что «ему трудно низводить ум к земным занятиям», и, уклоняясь от общения со всеми, он, видимо, уже не жил на земле.

30 апреля, в воскресенье, недели Жен-Мироносиц, к 7 часам утра келейник Василий, войдя в спальную[25] преосвященного, нашел орлец[26] неубранным пред иконами, что случалось очень редко – большей частью преосвященный, всегда употреблявший его при келейном правиле, сам убирал его. Умывшись, он, по обычаю, выпил Богоявленской воды и вышел в столовую комнату пить чай, приказав Василию скорее убрать спальную. Выпив две чашки чаю, он поспешил в свою внутреннюю келью. В исходе 8-го часа, пред самым благовестом к поздней литургии, Василий, войдя к нему с обычной молитвой, нашел его лежащим на кровати, на левом боку, лицом к стене. Видя, что владыка, всегда очень чуткий, не обращает внимания на вход его, келейник сначала приписал это особенно углубленному молитвенному деланию, что иногда с ним случалось. Постояв несколько, Василий повторил молитву, но ответа не было. Вглядываясь пристальнее, он заметил, что рука владыки покрыта смертной бледностью; подошел ближе и убедился, что владыка уже скончался. Голова его, лежавшая на подушке, была несколько наклонена вперед, ладонь левой руки воздета кверху, как бы в молитве, правая рука, опущенная вдоль тела на кровать к стороне стены, лежала близ раскрытого канонника. Вообще благообразное положение тела было причиной, что келейник не мог скоро решиться признать его уже отшедшим в вечность. Смерть, придя к святителю Христову, нашла ум его занятым молитвословием; начав оное на земле, он был призван к бесконечному славословию Бога – на Небо.

Давно готовился и ждал епископ Игнатий прихода смерти, вооруженный непрестанной молитвой именем Господа Христа Иисуса, и смерть, побежденная Христом, почтила жизнь во Христе, придя к рабу Христову сообразно с выраженным им его желанием в тишине уединения, в час молитвы, при внимании, углубленном в молитвословие; избрала даже то положение телу, которое не нарушило бы благостояния отходившего святителя, посвятившего всю жизнь свою духовным деланиям, заповеданным Господом: покаянию и плачу. Шедший этим путем не мог не прийти к блаженствам, обетованным Евангелием, за эти добродетели.

Лицо почившего епископа, по перенесении тела на стол, сияло радостью светлой, неземной. На левом виске заметна была синяя жилка, спускавшаяся около уха по щеке, полоской красноватого цвета, – вероятно, след пути, которым смерть вошла в тело.

Беседуя с одним из близких ему учеников о заповедях евангельских, сказал святитель Игнатий: «Всякая явная добродетель – не моя добродетель, по учению Самого Господа, заповедовавшего всякое евангельское добро делать втайне». И точно, все величие всежизненного подвига его, в его неописанном объеме, осталось тайной его душевной клети, исповеданной и открытой, насколько то возможно было, в его сочинениях, но в полноте своей ведомой единому Богу. Этой таинственностью, отличительной чертой всей земной деятельности своей, по точному смыслу евангельских заповедей, запечатлел преосвященный Игнатий и свой конечный, предсмертный подвиг. Сближая его поведание келейнику об извещении свыше святителя Тихона о дне его кончины «в день недельный» с письмом преосвященного к архимандриту Пимену, что он все Фомино воскресенье пролежал, ожидая смерти, и наконец, в день кончины (воскресенье) приказание его келейнику поспешить скорейшей уборкой его спальни наводят на мысль, что и ему был открыт день его кончины и определен, подобно как и святителю Тихону, «днем недельным».

Для утешения нам, осиротевшим духовным чадам своим, владыка оставил определительное указание о земном пути своем, о том, куда стремился он жизнью и куда – веруем – достиг. «Взят я, – говорит он в предисловии к 4-му тому сочинений своих, – восхищен с широкого пути, ведущего к вечной смерти, и поставлен на путь тесный и прискорбный, ведущий в живот. Путь тесный имеет самое глубокое значение: он подъемлет с земли, выводит из омрачения суетой, возводит на небо, возводит в рай, возводит к Богу, поставляет пред Лицо Его в незаходимый свет, для вечного блаженства».

Замечательно, что в этот же праздник, воскресенье недели Жен-Мироносиц, скончался и преподобный Нил Сорский, известный делатель умной молитвы; это сходство дней кончины как бы подтверждает замечательное сходство внутреннего подвига нашего современного скитянина, как по нраву, так и по плодам их, с основателем в древности скитского жительства в России. Все это, конечно, может быть знаменательным не для всех: но те, которые ведают молитвенное подвижничество святителя из личного с ним сопребывания или пользуются его писаниями, не могут не слагать этого в сердце, в созидание священной для них памяти о своем духовном отце и наставнике.

Трое суток стояло тело епископа Игнатия в кельях его, неизменно сохраняя светлое выражение лица, затем оно было перенесено в соборную монастырскую церковь святителя Николая. По миновании 6 суток, 5 мая, в пятницу, совершена была заупокойная литургия и отпевание преосвященным Ионафаном, епископом Кинешемским, викарным Костромским. По его распоряжению отпевание совершалось по чину служения пасхального; по окончании отпевания он произнес надгробное слово и простился с почившим, за ним прощалось духовенство, сослужащие, монастырское братство и все присутствовавшие, во главе их начальник Костромской губернии Т. С. Дорогобужинов. Затем тело в открытом гробе было обнесено с крестным ходом кругом церкви святителя Николая и внесено в больничную монастырскую церковь св. Иоанна Златоустого и преподобного Сергия Радонежского, где после обычной литии закрыли крышку, и гроб был опущен в склеп за левым клиросом.

По общему отзыву, отпевание усопшего произвело на всех впечатление скорее церковного торжества, чем печального обряда. Ученики владыки припоминали его слова: «Можно узнать, – говорил он, – что почивший под милостью Божией, если при погребении тела его печаль окружающих растворена какой-то непостижимой отрадой».